— Я, — хмуро подтвердил пацан и кивнул огненно-рыжей головой. — Чего звал?
— Дерзкий. — Карась достал пачку сигарет. — Люблю таких. Курить будешь?
— Благодарствую. — Ржавый помотал головой. — Не хочу привыкать, на это дело бабки нужны.
— Правильно мыслишь, — одобрил Карась, закуривая. — Курить — здоровью вредить. Ладно, малой, вот какая тема есть. Шепнули мне, ты базарил за то, что видел, как одну пацанку на шестой развилке кто-то умыкнул. Вправду видел это, или так, голимый прогон толкнул?
— Правда видел, — поежился Ржавый. — Только тут вот какое дело — не умыкнули Марюту. Сама она за тем дядькой с куклой пошла.
— Каким дядькой? — немедленно спросил Герман. — Что за дядька?
— Высокий такой. — Мальчишка засопел. — Кучерявый, в шляпе смешной.
— Так кучерявый или в шляпе? — Карась выпустил струйку табачного дыма. — Это как?
— Вот так. — Мальчишка вздохнул. — Волосы у него до плеч, черные, как гудрон, и шляпа цыганская, с широкими полями.
— А что за кукла? — вклинился в разговор Колька.
— Смешная, на ниточках. Человечек в колпаке, таком странном, рогатом. И весь в ромбиках.
— Арлекин, что ли? — уточнил Герман.
— А я знаю, как его зовут? — фыркнул Ржавый. — Марюта мне про него, про дядьку этого, позавчера рассказала. А её с ним Ксюха познакомила, та, что тоже пропала.
— Верно-верно, была такая. Тоже пропала, — подтвердил Карась. — Только она не из этого подвала.
— Ну да, Ксюха на «Сортировочной» гужевалась. — Ржавый снова поежился. — Марюта мне сказала, что дядька сильно добрый, обещал ей куклу такую подарить, если она снова придет.
— Педофил? — предположил Колька. — Тогда это не наш профиль, это надо Петровке информацию сливать, да и все.
— Не надо никакой Петровки, — нехорошо улыбнулся Карась. — Мы с этим кучерявым сами поговорим о жизни и о судьбе. Наш вокзал, наше право.
— Ты дальше рассказывай, парень, — попросил Ржавого Герман. — Что было после? Ты же за Марютой пошел?
— Ясное дело. — Ржавый почесал чумазую щеку. — Не верю я, что за так куклы дарят, а дядьки… Они разные бывают.
— И? — настойчиво подтолкнул мальчишку Герман.
— Дал он ей куклу, — хмуро ответил Ржавый. — И когда Марюта ее взяла, она как-то… Как неживая стала. Ну я не знаю, как объяснить даже… Застыла на месте, кукла эта в руке у нее висит. А этот-то, в шляпе, пальцами щелкнул и пошел, а Марютка за ним.
— И? — Карась выбросил окурок. — Что мы из тебя все клещами тянем?
— И все. — Ржавый опустил голову.
— Врёшь. — Герман взял мальчишку за плечо. — Ты же пошел за ними?
— Пошел, — под нос буркнул мальчишка. — Подумал, что эту дуру выручать надо. Только вот не вышло. Там потом такое было…
— Я сейчас его удавлю! — взорвался Карась.
— Да не ори ты. — Герман присел на корточки и указательным пальцем вздернул подбородок Ржавого вверх. — Что ты видел?
— Домину огромную, — наконец прорвало парня. — Она деревянная! Разноцветная! С факелами! Прямо на старых путях из ниоткуда взялась. Они на крыльцо поднялись, так дверь открылась сама! Не было за ней никого, я же видел, шагах в двадцати от них стоял. Этот-то Марюту в дом запихал, повернулся и на меня уставился. И как только заметил, я за старой цистерной спрятался? А он стоит, лыбится и кричит: «Эй, бамбино, иди сюда. Я знаю, что ты здесь. Не надо бояться маэстро Джованни, он любит детей, он играет с ними в театр».
Ржавый снова замолчал.
— И чего? — Карась достал новую сигарету.
— Все, — мальчика шмыгнул носом. — Припустил я оттуда, как подорванный. А он мне вслед орет: — «Если надумаешь — театр Джованни Малетто ждет тебя».
— А ты говоришь — педофил, — хмыкнул Герман. — Нет, Коляня, это наш клиент.
— Хрень какая-то. — Карась был настроен скептично. — Я шестую развилку знаю — какой там дом деревянный может быть, да еще и на путях?
— Есть многое на свете, друг Карась, о чем и Шекспир не ведал. — Герман достал телефон. — Стало быть, Ржавый, он тебя в гости звал?
— Звал, — мальчишка обвел глазами трех мужчин и завизжал: — Я туда больше не пойду! Не пойду!
— А ну цыть, мелкий! — процедил Карась. — Куда скажут — туда и пойдешь.
Телефон Германа издал трель, оперативник глянул на экран и усмехнулся:
— На ловца, как говорится, — он нажал клавишу. — Да, Вика.
Герман прильнул ухом к трубке телефона, время от времени качая головой, Карась же подошел к насупившемуся мальчишке.
— Не трухай, Ржавый, ничего с тобой там плохого не случится. Чего? Карась тебе слово дает, это не хрен собачий. Нас трое, у начальников пушки с собой наверняка, да и я… Кхм… Даже без ствола кое-чего стою. Ну, не быкуй, ты ж пацан по жизни, а не фуфло.
— Просто дядька этот… — Ржавый обреченно вздохнул. — Он неправильный. Ненастоящий он, но очень страшный. Голос ласковый вроде, но меня страх до костей пробрал.
— Если говорит — значит, дышит. А если дышит — значит, его можно заставить прекратить это делать, — усмехнулся Карась, достал из кармана горсть карамелек и протянул их Ржавому. — На вот грохотулек тебе, на родимый зубок. С ними жизнь повеселее будет.