Отдел

— Нет, не видел, — раскрылся Молодой, в сдерживаемом волнении побрызгивая слюной. — Она такая в узких очочках, с фотоаппаратом на шее, с вечным, с зеркалкой этой гребаной. Глаза тупила. Кто же знал, что она с половиной района переспала?

— Да хорош ты психовать, — остановил его Игорь Васильевич. — Я бы тебе все-таки советовал жениться, предложи ей. Ты все равно дома не бываешь почти. А то и вовсе переезжай к Филу. Мы вам двухкомнатную пристройку сделаем.

Молодой фыркнул, сделал такое движение на месте, будто хочет встать и выйти, громко хлопнув дверью, как делал, наверно, дома, но что-то удержало его на месте.

— Васильич, хорош парня травить, — сказал Сергей Сергеевич с трибуны, — как будто сам в такие истории не попадал.

— Попадал, конечно, — без смущения признался Игорь Васильевич, — но мне вот так же старшие товарищи по ушам ездили.

— Какие, на хрен, старшие товарищи, — протянул Сергей Сергеевич с недоверием. — Мы, по-моему, с тобой такие старые, что нас еще сватали. А в приданое за невесту мамонта давали.

— Тебе, может, и дали мамонта, — сказал Игорь Васильевич, — а моя-то потом сама в мамонтиху превратилась.

Игорь Васильевич и Эсэс дружелюбно погрызлись по теме семейных отношений. Стало видно, как всех отпустило от недавнего стресса и форс-мажора. Лишь колени, упиравшиеся в спинку переднего кресла, не давали Игорю Васильевичу расслабленно стечь на пол со своего места; Сергей Сергеевич за трибуной походил на отъевшегося голубя, сидящего на балконном бортике, разве что не курлыкал и не дремал.

Игорь поддался этому настроению, из-за тепла и нашедшегося выхода его потянуло в сон. Все еще что-то бубнили, потом вроде бы жарко спорили, а Игорь молчал и воспринимал все это через призму сонного отупения, как бессмысленное уханье обезьян в зоопарке — то восклицательное, словно при виде леопарда, то умиротворяющее, а то и вовсе бессмысленное. В итоге Игорь Васильевич растолкал Игоря за плечо и сказал, чтобы тот перестал похрапывать, отправлялся домой и ждал указаний по телефону.

Видимо, вопли, казавшиеся Игорю в дреме предостерегающими криками приматов, принадлежали Молодому, потому что неторопливо выйдя из конференц-зала, потягиваясь и зевая на ходу, Игорь обнаружил, что тот в одиночку перетаскивает бумаги и оргтехнику изо всех кабинетов в подвал. Когда Игорь неохотно предложил помощь, Молодой только злобно позыркал на него из-за стопки папок в своих руках и потопал по лестнице вниз.

— А остальные-то где? — крикнул Игорь в лестничный пролет, но ответом ему был только раздраженный вопль. Игоря позабавил этот рев, поэтому он крикнул еще раз, как бы переспрашивая, где, где, но вопль не повторился, а донеслось только какое-то ворчание.

Новость о нескольких выходных огорошила жену настолько, что Игорь даже обиделся на нее: кажется, она не радовалась, а злилась и не скрывала этого.

— Что это у тебя за работа такая? Ты точно работаешь, или вас уже разогнали? — спросила она.

Тут неожиданно напряжение дня, видно, копившееся где-то в глубинах Игоря, дало о себе знать. Игорь сразу же высказал жене, мол, неизвестно, работает ли она сама и всегда ли у нее совещания и так ли она занята, когда ей нельзя звонить. Жена стала говорить, что он сам против ее звонков к нему работу. Слово за слово, и оказалось, что уже поздняя ночь, Игорь лежит на диване в гостиной, в крови его еще кипит адреналин семейного спора, а сам он злобно переключает каналы, но вместо того чтобы смотреть на экран, пялится на картину над телевизором, еще в юности подаренную жене каким-то ее зафрендзоненым ухажером, студентом худграфа местного пединститута. Картина эта постоянно оказывалась камнем преткновения в их семейных спорах, Игорь пытался забыть ее на старой квартире. Испытывая отвращение к себе, Игорь поднялся с дивана, снял картину со стены и выставил ее на балкон, надеясь, что жена не заметит пропажи, а еще больше надеясь, что жена пропажу заметит.

На картине фиолетовые мельницы чередовались с зелеными подсолнухами. Игоря бесило это узкое, вытянутое по горизонтали полотно. В добром расположении духа его цвета даже радовали Игоря, однако во время скандалов он вспоминал, что дружок-художник таскал Ольгу на сеансы Тарковского и рассчитывал, наверное, что прямо из худграфа попадет во ВГИК. Но никуда он, по слухам, не попал, а просто бухал, поражая собутыльников своей эрудицией в сфере живописи, графики и кинематографа. И все равно, натыкаясь на современный российский фильм, Игорь неизменно с ревностью вглядывался в титры и за это не любил отечетственный кинематограф, и продолжал опасаться, что художник в чем-то лучше его.