Бим отвела взгляд. По натуре она была человеком честным, а матери вообще не лгала никогда. И все же она просто не могла заставить себя рассказать все как есть – это прозвучало бы так странно, будто какое-то ребячество. Она сказала себе, что ей с самого начала не стоило это делать, что придуманная ею история неизбежно обрастет излишними сложностями и так или иначе приведет к неловкой ситуации. Но было уже слишком поздно – сделанного не воротишь, – и, что бы она теперь ни сказала, все будет ложью, кроме честного признания. Так что, скажи она матери, что это просто парень, которого она встретила случайно и что между ними ничего нет, – на первый взгляд это было бы правдой, но неизбежно ввело бы мать в заблуждение.
– Сикстен, – сказала она. – Его зовут Сикстен.
Не то чтобы она собиралась произнести именно эти слова, но они вырвались у нее с неуклонностью железнодорожного состава, следующего по рельсам.
Мать улыбнулась. Она чуть было не сказала: «Вот так совпадение!», но вовремя остановилась. Здесь нужно было действовать с осторожностью. Так что вместо этого она спросила:
– И чем же Сикстен занимается? Ты с ним в университете познакомилась?
– Он студент, медик, – промямлила Бим. А потом добавила: – Мам, тут нет ничего серьезного. Мы просто хорошие друзья.
Элвиния кивнула:
– Да, конечно. Все еще впереди. Но я должна сказать: я очень рада, что ты нашла себе… друга. Приведешь его как-нибудь в гости? К ужину, например?
– Он очень занят. Он же на медицинском.
Элвиния поспешила с ней согласиться:
– О, я знаю. Я когда-то встречалась со студентом-медиком – тысячу лет назад, конечно; задолго до того, как познакомилась с твоим отцом. Он был вечно занят. Иногда даже учебники с собой на свидание брал.
Бим, которой страшно хотелось сменить тему, поспешно подхватила:
– И что же с ним случилось?
– Стал, что ли, кардиологом. Видела его как-то на открытии галереи – это была какая-то текстильная выставка. С ним была его жена. Она, кажется, преподает рисование. Симпатичная женщина.
– А он очень изменился?
– Не особенно. Некоторые люди всю жизнь выглядят примерно одинаково, верно? Пара морщинок здесь, пара морщинок там, но лицо, в общем, остается прежним. А у кого-то лицо с годами будто обвисает. Дело, наверное, в гравитации.
Бим рассмеялась:
– Только не у тебя, мам.
– Как это мило с твоей стороны.
Опасность миновала. Она солгала два раза – из самых лучших побуждений, – но эту ложь можно будет исправить. Бим приняла решение. С Сикстеном будет покончено.
Неделю спустя, когда они с подругами сидели в университетской кафешке, Линнеа Эк сказала Бим, что она собирается устроить у себя на квартире вечеринку – ничего особенного, всего несколько близких друзей – и что ей хотелось бы видеть у себя Бим.
– Приводи с собой Сикстена, – сказала она. – Нам всем страшно хочется с ним познакомиться.
Бим замялась, но ответила:
– А когда вы думаете это устроить?
Предлог будет выдумать совсем не сложно – все уже знали, что у Сикстена на работе скользящий график.
Но ответ Линнеа лишил ее этой возможности:
– Тебе решать. Я поговорила с Сигне и Матильдой, и они сказали, им любой день подойдет. Так что вы – то есть ты и Сикстен – можете сами выбрать дату. Нас это полностью устроит.
Бим лихорадочно пыталась что-нибудь придумать. Вот они, те непредвиденные ею сложности, сказала она себе. Ей нужно было «порвать» с Сикстеном как можно скорее.
И она сказала первое, что пришло ей в голову:
– Сикстен уехал на Северный полюс. На прошлой неделе.
Линнеа в полном недоумении уставилась на подругу.
– На Северный полюс? На настоящий Северный полюс?
– Ну, не на сам полюс, конкретной точки ведь не существует. Но тоже в Арктике.
– Да, мне это известно, – резко сказала Линнеа. – Я не дура. Но что он делает в Арктике?
Бим объяснила ей, что Сикстен работает санитаром.
– Там у Швеции есть исследовательская станция. И на станции должен быть медик на тот случай, если… Если кто-то провалится под лед, или отморозит себе что-нибудь, или там порежется. На Северном полюсе может произойти что угодно.
Линнеа постаралась собраться с мыслями.
– Да, кажется, я понимаю. Но сколько он собирается там пробыть?
– Год.
– Год! – воскликнула Линнеа. – Целый год!
Она, не отрываясь, смотрела на Бим, будто силясь отыскать смысл в этой невообразимой ситуации.
– Что же ты собираешься делать?
Бим не ответила.
– Бим? Вы что, разошлись?
Бим молча кивнула.
– Какая жалость, – сказала Линнеа. – Вот так повезло, да? Ты познакомилась с этим парнем – и он, я так понимаю, просто замечательный, – а тут он берет и уезжает на Северный полюс. Вот так повезло.
– Я знаю, – ответила Бим. – Я знаю. Я просто надеялась, что…
Она замолчала. А потом принялась плакать. Она не притворялась; слезы были настоящими – такое она испытывала облегчение при мысли о том, что с этим фарсом теперь будет покончено; что можно перестать лгать подругам и снова стать честной, снова стать самой собой. Такое облегчение порой испытываешь, и в самом деле разрывая с кем-то отношения.