Отдел (СИ)

— Я тебе говорю, — сказал сын, — Олег вовсе не пришелец. Он представитель вирусов. Он большая, подвижная плесень в чашке Петри, слепленная для того, чтобы кораллы поворочали своими мозгами еще несколько минут, прежде чем до них дойдет правда. А весь отдел с этими убийствами и допросами — ложный симптом гриппа, на который на какое-то время купятся коралловые доктора Хаусы, если они у них есть, конечно. Это такой интерфейс вирусов. Персонификация этакого бога. Менеджер по работе с клиентами и персоналом в одном лице. Вирусы разумными стали, когда еще все животные под водой плавали, они их, по сути дела, и сделали, и вытащили на берег всех этих доисторических зверей. Так вот, об Олеге: в нем человеческого еще меньше, чем во мне, меньше, чем в кораллах. Я вообще не представляю, что у него в черепушке творится. Все, что я смог с него считать, — это то, что когда он замирает и на тебя пялится, то разглядывает, как у тебя клетки эпидермиса делятся и отмирают, это его завораживает, как калейдоскоп.

— Он меня вообще-то с того света вытащил, — прервал сына Игорь, — тогда как ты, чтобы Молодого спасти, Рината, Эсэса — вообще ничего не сделал.

— Ну, меня самого грохнули в тот момент вообще-то наши общие друзья, — сказал сын. — И я понимаю твое огорчение. То есть совсем недавно начал его понимать и разделять. Ну, это как начать поклоняться богу дикарей, чтобы дикари приняли тебя в свою компанию. Такая инициация. Причастность к симулякру гуманизма. Я тут где-то со времен античности тусуюсь, я тебя уверяю, гуманнее с того времени люди не стали ни на йоту. У вас просто нет шансов стать гуманнее. Первую же нацию, которая будет забрасывать врагов цветами, вместо того чтобы ответить насилием на насилие, моментально превратят в компост. Вас так запрограммировали и продолжают улучшать ПО с помощью гриппа и ОРЗ. Собственно, первый звоночек, что вам конец, заключается хотя бы в том, что появились мы и кораллы. Мы всегда находим существ, похожих на наших бывших хозяев, а потом, как Хатико, ждем их на вокзале. А кораллы приканчивают хозяина Хатико. Иногда кораллы, наоборот, помогают цивилизации выбраться из той ямы, в какой цивилизация оказалась, но там нас, собак, никогда нет, потому что эти цивилизации совершенно других по сути существ, каких-нибудь бывших пчел (это я популярно объясняю), коал каких-нибудь, даже тараканов или рептилий. Нас же, собак, интересуют именно обезьяны, не по форме, нет, это могут быть сгустки плазмы, потоки фотонов, гравитационные аномалии, но у них есть какие-то общие черты. Я даже не могу сказать, что это. Может, какая-то непоследовательность. Или наоборот — последовательность в самоуспокоении и самоуничтожении. Вы ведь даже и от обезьян недалеко ушли. Вам до сих пор важно сидеть на более высокой пальме, чем остальные обезьяны, потому что когда-то давало большую вероятность спастись от хищников. Все — от отдельных людей до целых социумов, до стран и народов — занимаются залезанием на более высокую пальму. Для кого-то эта пальма — изучение мироздания, для кого-то — просто спокойная жизнь. Даже выход в космос — всего лишь попытка залезть на такую пальму, где никто не достанет, и возможность кидать кокосами в тех, кто сидит ниже. О каком гуманизме может идти речь, если вы не преодолели в себе даже человекообразных обезьян, вы не прошли даже эту ступеньку эволюции, прежде чем вас подмял под себя мгновенный прогресс. Я тебя уверяю, пройдет еще лет пятьдесят, и первая страна, которая додумается, как добывать ресурсы без помощи живой силы, вобьет все остальное человечество в каменный век, огородит роботами свои границы и поставит на стражу полезных ископаемых какие-нибудь машины, отстреливающие все, что шевелится в радиусе сотни километров, а потом будет пышно угасать на привозном бензине. И не факт, что это обязательно будет какая-нибудь современная сверхдержава. Ты жалеешь о жизни, но на самом деле вся эта любовь к жизни всего лишь очень сильный инстинкт самосохранения, потому что вирусы поставили вас в такие условия, где надо выживать. На самом деле жизни во Вселенной — просто умотаться. Вселенная кишит жизнью, как труп — червями. Жизнь и разум — это всего лишь определенное агрегатное состояние материи. Для материи становиться живой и разумной так же естественно, как для воды замерзать при отрицательной температуре. Форм жизни и разума во Вселенной столько, что они не поддаются счислению. Можно каждую минуту отправлять в небытие миллиард таких цивилизаций, как ваша или моя, их все равно не станет меньше. Почему же ты думаешь, что космическая пыль, слепленная в форме Молодого или Эсэса, лучше, чем в форме кого-то другого? С кучками пыли, в которые были запрятаны разумы кораллов, мы не особо церемонились, так ведь? Я тебе больше скажу. Там, где вы находитесь, я вообще не предполагал найти хоть какую-то жизнь, а оказалось, что ее здесь нисколько не меньше, чем где бы то ни было.

— А где мы находимся? — спросил Игорь.