— Ну, я-то, грубо говоря, шел на запах падали, а кораллов занесло само по себе, — сказал сын. — А вот так, чтобы за рабами, за тем, чтобы из людей мясные консервы делать… Очень смешно, на самом деле. Делать людей рабами — это оказывать человечеству услугу. Ну, прикинь, ты попадаешь туда, где все более высокотехнологично, чем у вас, твой срок жизни продляют, чтобы ты функционировал подольше, тебе дают доступ к инопланетной технологии. Это как отлавливать неандертальцев и заставлять их работать в техподдержке «Майкрософт». Или эта тема: «Сексуальное рабство». Мало того, что секса как такового в космосе — небольшой процент. Но понятно, величина бесконечная, и есть такая вероятность. Вероятность всего присутствует в той или иной мере. Но вероятность того, что виды, которые могут счесть друг друга достаточно привлекательными для спаривания, встретятся, и все отверстия и выступы у них подойдут друг к другу, чтобы хоть что-то получилось, — уже близки к нулю. Мой вид, кстати, практикует половое размножение, но даже самая знойная красотка вряд ли сочтет меня привлекательным. Я вообще-то выгляжу, как пылевое облако правильной геометрической формы, мой размер, грубо говоря, несколько световых лет в поперечнике. А красотка выглядит для меня, как усеченная версия нормального организма, потому что ей не хватает как минимум нескольких измерений, чтобы выглядеть адекватно. Мы ведь где-то об этом говорили, по-моему.
— Да, что-то такое припоминаю, — сказал Игорь.
— Но опять же, я не за тем сюда пришел, чтобы обсуждать мои предпочтения, при том что я на Земле, с помощью своего слепленного кое-как тела, сколько-то детей сделал, — сказал сын. — Я слышал, что тебе Олег опять работу предлагает.
— Предлагает, — сказал Игорь, — он даже не скрывал, для чего меня воскресил, но говорит, что не осудит, если я откажусь опять на него работать.
— Конечно, не осудит, — сказал сын, — он ведь знает, что ты согласишься. Он тебя на это запрограммировал, или то, что его представляет, тебя запрограммировало. Вопрос, что ты будешь делать теперь, когда узнал, что я жив. Хоть какие-то эмоции тебя обуревают?
— Морду я хочу тебе набить, вот что, — ответил Игорь.
— Сыну, что ли? — спросил сын.
— Нет, именно тебе, — сказал Игорь. — Ты ведь опять нарисуешься когда-нибудь передо мной? Или решил в подполье идти и указания давать, как Олег?
— Нет, нет, я появлюсь, — сказал сын. — Сможешь мне врезать, если хочешь.
— И Олегу хочется рыло начистить, — сказал Игорь, — за всю эту подставу.
— Это бесполезно, — сказал сын. — Ну, то есть, если это тебя утешит, можешь его помутузить, пока я буду его держать, но это все равно что грушу колотить. Он просто не поймет, к чему все это веселье. Ты вон чайник вскипятил, там часть общего вирусного и бактериального организма погибла, и никому не плохо — ни тебе, ни организму. Побить его — все равно, что чайник вскипятить или зеленкой царапину помазать.
Игорь мрачно задумался.
— Нет, ну так-то, конечно, побьем мы его. У меня тоже такая потребность нарисовалась, — сказал сын. — Но вот что мы дальше делать будем?
— Давай сначала побьем его, а уже потом подумаем? — оживился Игорь. — Ты вообще скоро появишься?
— Вообще, — сказал сын, — появлюсь как раз к осени, мое нынешнее состояние не позволяет появиться без того, чтобы не пугать окружающих.
— Как будто раньше ты прямо был эталон, — пошутил Игорь. — Ты хоть морду себе вылепи поприятнее, а то какой-то прямо сборный портрет членов КПСС был в твоем лице, я каждый раз, когда тебя видел, чувствовал, что на первомайскую демонстрацию попал и прохожу мимо трибуны с вождями.
— Ой, вот только не надо вот придирок вот этих. Меня на Земле много, я как бы не умещаюсь в один человеческий мозг, и меня около двух сотен человек бродит повсюду. А всех моих персонификаций ты не видел, попадаются и стоящие. Но в отдел я хочу вернуться в прежнем своем виде, чтобы как-то сохранить неизменными те отношения, что у нас сложились. То же самое и у кораллов, кстати. Каждый хотя бы несколько человек да занимает собой, так что твоя жена — это еще куча людей, которых ты не знаешь. Ладно, подробнее все это обсудим потом, когда снова увидимся, а то без бутылки неинтересно тебе глаза открывать, — сказал сын, кривясь, потом вытащил руку из-под живота и протянул Игорю.
Такой сомнамбулизм выглядел не очень приятно.
— Пока. До сентября, — сказал сын.
— Да я уж надеюсь, что до сентября, — ответил Игорь, пожимая руку сына. — Не надо таких сеансов связи больше.
— Понимаю, — сказал сын. — Если бы мне такое показали, я бы минут пять визжал, забившись в угол.
Рука его опала, Игорь аккуратно положил руку сына на кровать и укрыл сына простыней.