Отдел (СИ)

Игорь поразился тому, как все вдруг заговорили про Голливуд, при том что до этого не заикались о нем ни полслова.

— Допрыгаемся мы когда-нибудь, — предрек Игорь. — Нагрянет милиция, найдет этот подвал, и придется все висяки в городе на себя брать.

Игорь перехватил быстрый взгляд Рината Иосифовича, который (взгляд) как бы говорил, что на коллектив, включая Эсэса, может, что и повесят, а с Ринатом Иосифовичем у милиции ничего не получится. «Посмотрим», — опуская глаза, почему-то мстительно подумал Игорь.

— У нас так-то крыша неплохая, — беззаботно отозвался Молодой на опасения Игоря.

— Крышу могут в любой момент переставлять начать, — пояснил свои слова Игорь. — Может, уже в данный момент кого-нибудь вяжут или с позором выгоняют, пока мы тут развлекаемся.

Но и эти пояснения не поколебали спокойствия Молодого, Молодой просто снова начал смотреть в экран телефона, как будто Игорь был этаким призраком, который напророчил всякую мрачную хрень посреди пира и пропал. Ринат Иосифович повел себя точно так же, как Молодой, поэтому Игорь и правда решил исчезнуть и пошел к себе наверх. Игорь рассудил, что если он еще нужен или понадобится в будущем, его все равно окликнут или придут и позовут, а на душе было так тяжело, что тяжесть эта давила на ноги, так что хотелось тут же присесть где-нибудь в темном уголке и сидеть не двигаясь. Он не знал, как чувствуют себя остальные, но было странно, что они не чувствуют себя так, как он.

Игорь дошел до своего кабинета, однако, уже взявшись за дверную ручку, передумал и поднялся в курилку, чтобы спустя двадцать минут обнаружить себя уже курящим в конференц-зале и стряхивающим пепел прямо на пол. Вроде бы все началось рано утром и прошло не так уж много времени, а между тем за окнами уже стемнело, Игорь решил не включать свет, чтобы не обнаружить себя. Ноги затекли, Игорь вспомнил затекшую ногу Дмитрия, которая, похоже, затекла навсегда. Игорю стало еще тошнее. Чтобы расслабиться, Игорь протянул ноги под кресло спереди, а когда, спустя какое-то время, ногам не стало легче, он закинул их на спинку кресла спереди. Причем сразу же вспомнил, как в начальной школе их повели на сеанс «Белого солнца пустыни», и какой-то старшеклассник, вот так вот точно устав, тоже закинул ноги на спинку Игорева сиденья и сидел так, болтая ботинками возле головы Игоря, пока все это не увидел какой-то педагог, кажется, военрук, и тут же, прямо в зале, вкатил старшекласснику люлей. Казалось, что быть хуже уже не может, но после этого воспоминания Игорю стало именно что хуже. В том унизительном случае и в этом была какая-то абсолютная безвыходность, только в детстве это была кажущаяся безвыходность, а теперь это была безвыходность настоящая, и никакой спасительный военрук появиться не мог в принципе. Не зная, куда девать окурок, Игорь потушил его о подошву ботинка и сунул в широкий карманище комбинезона на груди. Затем, нашарив в кармане штанов пачку, закурил и предался самоуничижительным мыслям о том, что это всего лишь второе его дело, а он уже расклеился, что это, может, правда имеет смысл, потому что не верить словам Сергея Сергеевича, произнесенным с отчаянным лицом при пикировках с Игорем Васильевичем, не было никакого резона. Именно это отчаяние в лице главного придавало его словам больший вес.

И совершенно отчетливый вывод вдруг всплыл из аналитического отдела Игорева мозга прямо в какую-то его очередную черную упадническую мысль. Игорь вдруг вспомнил про женские сапоги в коридоре убитого мужичка и женское имя, которое он произнес, и понял, что это не может быть черное риэлторство, потому что убитый мужичок не являлся единственным владельцем квартиры, не являлся одиноким стариком, все равно право на его квартиру легко оспаривалось родственниками, а убивать всех родственников, тем более ради хрущевки на окраине, — это было слишком даже для их сумасшедшей котельной. Эта мысль так взбодрила Игоря, что, всячески обдумывая ее, он выкурил, наверно, с половину пачки и все так же гасил и прятал окурки в карман, пока в конференц-зал не заглянул Молодой и не крикнул в коридор:

— Да нету тут никого!

А ему ответили из коридора голосом Игоря Васильевича:

— А где он тогда?

— Вы меня, что ли, ищете? — всячески извернувшись, крикнул в уже закрывшуюся дверь Игорь.

Молодой заглянул снова и включил свет.

— А, ты здесь? — сказал Молодой с облегчением.

Прежде чем в зал заглянул Игорь Васильевич, Игорь успел убрать ноги с кресла. Все, видимо, решили, что Игорь сбежал или что-нибудь с собой сделал. Игорь Васильевич смерил Игоря оценивающим взглядом, затем переключил взгляд на Молодого и, словно приуныв от его убогости, сутулости, прыщавости, спросил:

— Господи, как ты в туалет-то ходишь? Как ты в ширинке-то ничего не теряешь?

— Тут темнотища такая, — сказал Молодой, — после коридора ничего не видно.

— А свет было не судьба включить? — ввязался опять взявшийся ниоткуда и одновременно откуда-то сбоку Фил.