Отдел странных явлений: Лесоморский детектив

Сквозь пальцы я наблюдал за происходящим. Ошарашенный царевич уронил подушку и отшатнулся. А когда марево потухло, он и сообразить не успел, как чьи-то горячие губы коснулись его щеки, и тоненький приятный голос прошептал на ухо:

— Ванечка, любимый мой!

Он распахнул глаза и увидел, что находится в крепких объятьях невысокой девушки с густой черной косой, в которую заплетены золоченые нити. А наряд ее белый с драгоценными отделками, иначе как царским, назвать было сложно. Золотой змей вольготно обвил лоб царевны, сверкая изумрудами-глазками.

Она отстранилась от мужа, не сводя с него полных слез глаз, подведенных сурьмой. Невеста, то есть, уже супруга, шептала под нос его имя в уменьшительно-ласкательной форме. Потом она испуганно огляделась и тихо спросила:

— Ваня, где я? Где мой брат?

— Объявляю вас мужем и женой! — тем временем изрек жрец, поднимая руки и брызжа на новобрачных святой водой из небольшого сосуда на цепочке.

Горох сидел за столом и слова не мог вымолвить, ровно как и вся присутствующая толпа. Обалдевшие от превращения лягушки люди, шептали: 'Настоящая царевна! или 'Писаная красавица!.

Боярин Савелий бегал вокруг своей ненаглядной дочери и кричал что-то несуразное от зависти. До меня доносились лишь обрывки фраз, из которых я понял, что у любимой сестры нет ни стыда, ни совести, что ее платье с прозрачным подолом — позор для честного народа, макияж слишком вызывающий, а рожей она на русскую походит лишь после большого похмелья. Видимо, уважаемый боярин прослушал, что царевна, кою я сватал Ивану — заморская, и у нее своя мода, свои нравы и обычаи.

— Так вот какая ты, царевна-лягушка, Анечка… — развел руками торжествующий Горох, подойдя к младшему сыну и его жене.

— Ля-гуш-ка? — округлила глаза царевна.

Иван оглянулся, чтобы найти меня взглядом. Думаю, не ожидал молодой человек получить настоящую заколдованную невесту. Я подмигнул ему из толпы. Сейчас самое время было бы щегольнуть царственным происхождением и уверить молодого наследника престола в своем благородстве, а заодно подписать грамоту о мире и сотрудничестве между двумя государствами. Но всеобщее блаженство нарушила супруга среднего сына.

— Ах так? — заорала Маруся. — Чтобы какая-то жаба была прекрасней меня?

— Ну да, дорогуша, — ухмыльнулся Дураков, — тебе не помешает подружиться с фотожабой старины Гимпа из Торвальдс-сити.

Поняв только первые несколько слов, я вопросительно уставился на товарища.

— Это кульный чувак, который излечил мои боевые раны, не оставив ни шрама, когда мы воевали с Меритой, — подмигнул мне программист, но и из этого пассажа я мало что понял.

Вообще, Дураков не стремился рассказывать обо всем произошедшем с ним после ранения в кеметском храме.

Маруся тем временем схватила кухонный нож, что лежал у ее тарелки, и решительно направилась к Ивану-царевичу и его жене.

Анхесенпаамон кинула на ее усталый взгляд и лениво извлекла из вазы на столе несколько ромашек. Довольная ухмылка украсила мое лицо. Не справиться ни Фёкле, ни Марусе с изначальной магией. Ловко увернувшись от направленного прямо в пышную грудь ножа, сестра начала танцевать, собирая цветы со всего стола. Дочь боярина не прекращала попыток расправиться с несравненной конкуренткой. Но царевна, казалось, поддавалась, а через мгновение ее словно сдувал легкий ветерок из области поражения.

Зло накапливалось в душонке Маруси с огромной скоростью. Музыкант, решив, что девушки танцуют, заиграл задорную песню. И радость, передаваемая мелодией, разошлась по толпе. Горох и его сыновья с обворожением следили за танцем с ножиками, к которому присоединилась и союзница Маруси, купеческая дочка Фёкла.

— Две против меня одной, — сощурившись, крикнула моя сестра.

Савелий, поняв, что все имеют честь созерцать вовсе не танец, а расправу над неугодной конкуренткой, присоединился к нападению на царевну Аннушку. Трое завистников и не подозревали, какая их ждала участь.

Анхесенпаамон, лукаво глядя на врагов, теребила букет ромашек. Она что-то шепнула цветам и бросила их в сторону убийц. Цветы медленно опустились на землю, а вслед за ними осели и жены старших сыновей Гороха да боярин Савелий.

Публика стояла, широко открыв рты: кто-то восхищался колдовством молодой Ивановой жены, а те, кто был на стороне Савелия, презирали поганую ведьму, маша кулаками и выкрикивая нелицеприятные угрозы.

— Я усыпила их, — холодно сказала Анхесенпаамон. — И проспят они до той поры, пока не души их не раскаются перед богами за помыслы дерзкие и намерения нечистые.

Все присутствующие ахнули, и между тем царица, взяв Ивана под руку, продолжила:

— Очень надеюсь, что это было единственное мое колдовство в этих землях. Людьми должны править разум и сильная воля.

Вот такая досталась тридесятому царству лягушка.

— Где мой брат? — резко сменила тему сестра.

— Слушай, Ваня, я давно не видел Милли, — засуетился я, скрываясь в толпе.

— Я тоже, — шикнул мне Дураков, всматриваясь в лица окружавших людей и, особенно, разглядывая ребятишек на заборе.