Присяжные не любят спорить. Не любят думать. Не любят часами ковыряться в уликах, показаниях и доводах юристов. И, на взгляд детектива убойного, присяжные вообще противятся своей прямой обязанности – судить другого человека. Все-таки это дело некрасивое и неприятное – развешивание ярлыков убийц и преступников. Присяжные хотят домой: просто сбежать, заснуть и забыть обо всем. Наша система права запрещает выносить вердикт о виновности, когда существует обоснованное сомнение в причастности подсудимого, но на самом деле присяжные сами хотят сомневаться, и в стрессовой обстановке заседания все сомнения становятся обоснованным поводом для оправдания.
Обоснованное сомнение – это слабое звено в цепочке любого прокурора, причем в сложном деле сомнения только множатся. В итоге большинство закаленных в боях ветеранов из прокуратуры предпочитают простенькое убийство с одним-двумя свидетелями: это проще описать, а заседателям это проще уяснить. Тут они либо поверят свидетелям, либо нет, но в любом случае им не придется сильно задумываться или долго слушать. Но чем проработаннее уголовное дело – когда детектив готовит его неделями, месяцами, когда к нему приобщена гора не таких уж вопиюще очевидных улик, когда прокурору его еще надо аккуратно собрать, как пазл, – тем вероятнее, что присяжные не оставят от него камня на камне.
Потому что как минимум в Балтиморе средний присяжный не хочет ломать голову над нестыковками в заявлениях подсудимого, над сложной паутиной показаний, систематически опровергающих алиби, или над расхождениями между заключением судмедэксперта и оправданиями подсудимого. Это все слишком сложно, слишком умозрительно. Средний присяжный хочет, чтобы три достойных гражданина заявили, что да, они своими глазами видели преступление, и чтоб еще двое подтвердили мотив убийцы. Докиньте сюда найденное орудие убийства, пару совпадений отпечатков и ДНК – и пожалуйста, заседатели готовы назначить наказание.
Впрочем, детективы меряют качество полицейской работы по сложности, а значит, по косвенным уликам, поэтому у правила 9Б есть особое следствие. В теории, данкеры справляются в суде сами. Но вот лучшим делам – тем, которыми коп гордится, – как будто всегда достаются самые худшие заседатели.
Систему присяжных в Балтиморе, как и всю машину уголовного правосудия, пронизывают расовые проблемы. Учитывая, что подавляющая доля городского насилия – это преступления черных против черных, и учитывая, что население, из которого выбираются присяжные, на 60–70 процентов черное, балтиморские прокуроры передают почти каждое дело в суд, зная, что преступление будет рассматриваться через призму исторической подозрительности чернокожего сообщества к полицейскому управлению и судебной системе, которые контролируются белыми. Поэтому во многих делах считается критически необходимым показание черного патрульного или детектива – в противовес молодому подзащитному, который по совету адвоката придет в лучшем костюме и с семейной библией под мышкой. То, что жертвы тоже черные, роли не играет: они-то, в конце концов, не присутствуют, чтобы произвести на присяжных приятное впечатление.
Эффект расового вопроса на судебную систему свободно признают и прокуроры, и адвокаты, – хоть черные, хоть белые, – но в зале об этом заговаривают редко. Лучшие юристы, несмотря на свой цвет кожи, отказываются манипулировать расовыми различиями; остальным для этого хватает и самых косвенных намеков. Вот и выходит, что понятие «расы» негласно сопровождает любую коллегию из двенадцати человек в балтиморской совещательной комнате. Однажды – редкий случай – черная адвокатесса во время заключительного слова перед полностью черной коллегией открыто указала на свою руку: «Братья и сестры, – сказала она, пока на галерке бились головой о стенку два белых детектива, – мне кажется, все мы знаем, в чем суть этого дела».
И все же не стоит думать, будто балтиморские коллегии стали снисходительнее к подсудимым только потому, что в них появилось больше чернокожих. Подозрение черного сообщества к правовой системе – это реальное явление, но прокуроры-ветераны могут сказать, что некоторые из лучших коллегий, которые у них когда-либо были, были полностью черными, в то время как в некоторых из худших и наиболее равнодушных было белое большинство. Куда сильнее цвета кожи систему присяжных в Балтиморе испортил фактор, не знающий расовых границ: телевидение.