Отделённые (СИ)

Варгард не представлял, как справляться с этим кошмаром логистики и техномагии, ведь это была не его сфера деятельности. Кем бы Сетех ни хотел видеть его, за военными успехами Гидрима стоял вовсе не Обирон — он лишь выступал грубой физической силой, обеспечивавшей безопасность подлинного лидера. И без Зандреха, который указывал бы ему путь вперёд, каким бы безумным тот ни казался, всё, что мог варгард, — это продолжать махать руками в темноте.

— Лич-стража, вперёд! За Гидрим! За немесора!

Эти семь слов — единственные, которые Обирон произносил вслух в течение многих дней, но он выкрикивал их так часто, что они утратили для него почти всякий смысл. В них даже не было необходимости; он мог давать сигнал к наступлению с той же подсознательной лёгкостью, с какой переставлял ноги. Однако он всё равно проговаривал эти фразы, потому что лишь они поддерживали иллюзию товарищества.

Лич-стража в сто шестнадцатый раз двинулась в пучину безумия, творящегося на мосте. На протяжении трёх хетов позиции захватчиков озарялись зелёным огнём, в то время как с противоположной стороны им вторила буря красных лучей. Минуло уже шесть дней с начала битвы у расщелины, и энергия, высвобожденная сотнями миллионов гаусс-выстрелов, нагрела пещеру до адских температур. Металлический настил моста испускал тусклое багровое свечение, от которого почернела бы плоть смертного существа, и даже скальные породы раскалились, словно дух Доахта, пылавший в линзах Отделённых, распространился на всё поле битвы.

Линия фронта до сих пор не сдвинулась. Десятки раз Обирон вёл авангард в противоположный конец моста, но неприятель постоянно отбрасывал захватчиков назад, прежде чем им удавалось закрепиться. Битва превратилась в сводящее с ума бесконечное самоповторение, и Обирон мог поклясться, что его хроновосприятие начинает рушиться. Хотя он не нуждался во сне, варгард обычно проводил несколько часов в день, попеременно отключая части своего сознания, чтобы поддерживать эффективную работоспособность. Но с тех пор, как они вошли в пещеру, у него не было ни минуты отдыха, и, как следствие, он страдал от утечек памяти.

— Лич-стража, вперёд! — снова скомандовал он и, врезавшись всем телом в переднюю шеренгу Отделённых, клином вонзился в толпу, раскидывая воинов в пропасть по обе стороны от себя. — За Гидрим! За… немесора! — Он запнулся в конце команды, поскольку речевые процедуры затопили мусорные глифы, когда его разум подвергся каскадному эффекту обратной связи. Но это продлилось совсем недолго, и, кроме того, заклинивание полностью заглушилось яростным шумом боестолкновения.

Давно утекло то время, когда существовал хоть какой–то смысл в форме или изяществе, ибо после стольких штурмов выявление победителя в борьбе за мост стала вопросом грубой силы. И потому Обирон сражался с такой свирепостью, что Зандрех пришёл бы в ужас. Варгард бросался в ряды Отделённых, будто гладиатор, расталкивая врагов плечами и сметая их в сторону рукоятью косы. Он неистово орудовал клинком, вонзая его в лицевые пластины и пробивая ребра, и кубит за кубитом продвигался по мосту, обдуваемый выхлопами реакторного газа поверженных воинов. Стеной из клинков за ним неотступно следовали лич-стражи, рубящие пропущенных им Отделённых.

Но всякий раз, когда Саутехи атаковали мост, они продвигались всё медленнее. Большую часть воинств Доахта по-прежнему составляли обычные воины, и многие из них уже по третьему или четвёртому разу бились на передовой, лишённые конечностей и истекающие жидкостью из плохо залеченных ран. Рядом с ними, однако, наблюдалось много свежих солдат, к которым поспевали более мощные подкрепления. Примерно на шестидесятом штурме Обирон стал изредка встречать фалангу Бессмертных среди общей массы, а к настоящему моменту почти треть противостоящей армии образовывали тяжёлые ударные бойцы. Пусть они были такими же заторможенными и безмозглыми, как и их собратья, но чтобы вывести их из строя, требовалось немного больше времени, а в конфликте на истощение даже столь мизерная разница угрожала склонить чашу весов в пользу неприятеля.

Когда Обирон достиг середины пролёта моста, в углу его зрения замигало скопление глифов, умоляющих его обратить на них внимание, чего он делать не собирался. Без сомнения, ему поступила очередная кучка отчётов от криптеков в ретрансляционном зале, сообщающих ему ещё больше дурных вестей, с которыми он всё равно ничего поделать не мог. С тех пор как атака захлебнулась, хорошего происходило мало. Из шахт на южном полюсе Доахта поднимались летательные аппараты Отделённых, и хотя пока что они плохо управлялись, их было так много, что вскоре они смогут бросить вызов экспедиционным силам за господство в воздухе. В последнем донесении, которое Обирон потрудился изучить, говорилось о пробуждении на окраинах системы вражеских капитальных кораблей, извергнутых из карманных измерений, где они пережидали эоны.