Отделённые

В себя я пришла в пыточной. Там уже находился ещё один мучитель. Этого я запомнила по кольцам на руках. Значит, будут пытать водой. Очень остроумно: иллиген топит иллигена в воде. Вторым сегодня оказался тот, что привёл, а точнее, притащил меня плетью. Когда я рухнула на пол, он хотел было пнуть меня, но иллиген остановил его.

— В живот нельзя.

Почему это…

— А-а-а!

На ладонь опустился кованый сапог, и от боли на глазах выступили слёзы. Потом шею обвило щупальце и протащило меня от двери в центр. Началось.

* * *

Калечат и лечат… Я снова лежала в лаборатории под присмотром генасов. Они занялись мной, бурча, как им не нравится моё состояние.

Так, фераген здесь. Его я тоже знаю. Запомнился по вечно одинаковой причёске и низкому росту. Надо подождать. Пусть подлечат, потом ведь опять побьют. Я оглядывала лабораторию. Это почти стало привычкой: осматривать и пытаться вспомнить, что здесь было вчера, а что нет. Сегодня появились какие-то коробки. На одной из них сохранились остатки почти стёртой эмблемы. Глаз со свечой вместо зрачка. Понятия не имею, что это за знак. Ладно. Начинаю.

Я пошевелилась, застонала, и фераген подошёл ко мне — хотел осмотреть ещё раз. Резко выбросив руку вперёд, я ткнула пальцами ему в глаза. И больше ничего сделать не смогла. Каменными оковами шею сдавило так, что я потеряла сознание за каких-то пару секунд.

Очнулась я в камере… с кандалами на руках и ногах. Допрыгалась. Теперь не побегать, пальцем в глаз никому не ткнуть. Кандалы не слишком тяжёлые. Можно ходить и есть. Но сделать что-то быстро — вряд ли. Но мне и без них далеко не убежать… Сейчас меня больше интересует другое.

Я стала ощупывать ошейник. В последний сеанс пыток удушение использовали гораздо чаще, чем обычно, не считая плети в коридоре и каменных оков в лаборатории. Любят душить, изверги… Так, вот скол. Кажется, он стал чуть больше, трещинка тоже, но… Или просто кажется? Или нет? Предки, пусть он и правда ломается…

Теперь почти всё время в камере я пыталась ускорить этот процесс. Место скола прятала под косу.

Руки и ноги болели: кандалы быстро натёрли кожу, превратившись в ещё одну пытку. Выводить своих палачей из себя больше не пробовала. Страшно и больно. Так или иначе, в пыточной всё равно используют удушающие приёмы. Фантазии у них нет… Хотя я могу это понять: просто, не требует много сил, эффективно. Особенно против негенасов. Кстати, ферагена, который получил пальцем в глаз, я больше не видела. Вместо него теперь был кто-то другой. Голубоглазый и высокий.

* * *

Боль будто стирала память. Боль. Лечение. Боль. Снова лечение. И так день за днём.

Звон миски привёл меня в чувство — стражник швырнул в камеру ужин. Уже давно мне давали склизкую вонючую кашу. Никаких медовок. Даже понять невозможно, из чего эта бурда приготовлена. И вряд ли я хочу это знать. Порой в ней попадались белёсые черви. Стражники чуть ли не в полный голос удивлялись, как я могу такое есть. Но это лучше, чем ничего.

А ничего мне уже перепадало. Несколько раз в течение двух-трёх — однажды даже четырёх — дней мне не давали еды. Я слышала шаги стражников, иногда чувствовала запахи и слышала журчание воды, когда им приносили перекусы, но ко мне никто не заходил…

Так что даже эта каша — это хорошо. А когда она два раза в день — ещё лучше.

На четвереньках, так как вставать не хотелось, я поползла к миске. О нет, слишком далеко! Я тянула руки, как могла, но еда оставалась в недосягаемости — кандалы, прикреплённые к стене напротив двери, не позволяли достать до миски даже мизинцем. Видимо, сегодня ужина не будет.

Я заплакала, лёжа ничком на каменном полу. Сколько ещё всё это терпеть…

Руки по привычке потянулись к аталу на шее.

Как долго я здесь? Полтора месяца? Два? Или боль…

Я села, судорожно ощупывая ошейник в месте трещины. Кажется… Предки! Атал полностью треснул? Я снова тщательно ощупала ошейник. Так и есть — сломан. Теперь можно немного сдвинуть один конец относительно другого, но сделать это оказалось очень тяжело. И силы всё равно нет. Неужели всё зря? Может, именно поэтому эти гады не боятся, что атал сломается? От разочарования слёзы хлынули с новой силой.

Я умру здесь…

Послышались шаги, и камни разлетелись. Стражник пришёл забрать чашку. Остановившись в дверях, он, кажется, усмехнулся, поняв, что поесть я не смогла. Подняв миску, солдат швырнул её содержимое в меня и ушёл. Комья каши расползлись по животу и рукам, разлетелись по полу.

Собирая склизкую бурду, я тут же запихивала её в рот и думала.

Двери не смыкаются, когда между ними что-то есть. Может, действие атала прекратится, если в трещину вставить что-нибудь? Но у меня ничего нет…

Снова донёсся звук шагов, и я вздрогнула. Вскоре в мою камеру вошло двое.

— Приятного аппетита, дорогая. Давно не виделись, правда?

Главный Гад. Комок каши, который я отлепила от живота и засунула в рот, застрял в горле.

— Извини, у меня были важные дела. Вот, выдалась свободная минутка.