Отделённые

Сначала во тьме тоннеля, простиравшегося так далеко, насколько вообще хватало мощнейшей оптики Обирона, загорелась целая плеяда красных угольков, а потом на свет шаркающей походкой выбрались враги. Некроны-воины. Такие же тёмно-коричневые, как и скарабеи, с хлопьями ржавчины на некродермисе и чёрными подтёками в области суставов. Одни силой приводили в движение окоченевшие конечности, другие ползли на скелетных руках, волоча за собой искалеченные ноги. Их зрительные аппараты шипели, из сломанных сервоприводов сыпались искры. Некоторые, чьи исправные гаусс-свежеватели сверкали сердоликовой энергией, вслепую стреляли по захватчикам, тогда как иные сжимали оружие, мощь которого истощилась за время длительного молчания гробницы. Тем не менее они тоже пытались вести огонь, хотя их винтовки превратились, по сути, в дубинки.

Обирона охватило отвращение к этим омерзительным тварям, причём такое, какое он не испытывал даже к собственной холодной оболочке. Хотя неизбежно наступит момент, когда он будет вынужден сойтись врукопашную с этими упырями, ему совершенно этого не хотелось, а потому, воздев руку, чтобы легион прекратил стрельбу, он приказал сераптекам вновь открыть огонь.

Первый же залп стёр с лица земли, наверное, пятьсот жалких созданий, но шедшие следом за ними даже не замедлили шаг. Ковыляя по расплавленным останкам собратьев, они демонстрировали ту же самую неумолимую, несознательную решимость, которая вела солдат Зандреха через тысячи полей сражений. Однако здесь ничего за ней не скрывалось — никакого благородного гения, который направлял бы воинов или схлестнулся бы с неприятелем в поединке умов. Нет, тут наблюдалось только древнее безумие машины.

Вспомнив о немесоре, Обирон вдруг заметил, что Зандрех уже некоторое время молчит. После того как аннигиляционные барки передислоцировались, чтобы задержать поток воинов, пока сераптеки готовились к следующему залпу, варгард послал запрос на несущей частоте для получения дальнейших указаний, но генерал не отвечал. Неужели помехи усилились до такой степени, что полностью отрезали войска на поверхности? Или ещё хуже — неужто Сетех каким–то чудом обошёл его системы видеоконтроля и навредил хозяину?

Но как раз тогда, когда Обирон уже готовился срочно телепортироваться обратно на «Хорактис» с помощью своей мантии, Зандрех открыл личный канал связи с ним, который Сетех не смог бы подслушать. Когда генерал наконец заговорил, его голос звучал невнятно, утратив прежнюю царственную величавость, с которой Зандрех объявлял о начале осады.

— Обирон, старина, — пробормотал немесор. — Я… они… они как мы.

Глава 5

— Конечно, как мы, милорд, — сказал Обирон, застигнутый врасплох. — Они сепаратисты. — Напоминать Зандреху о его же заблуждениях казалось непривычным, но за все годы Обирон никогда не слышал ничего похожего на неуверенность в голосе немесора.

— Но ведь… у них нет души, Обирон. Они похожи на нас, выглядят как мы, но что–то отняло их сущность. Они… отделены от нас.

Варгард молчал, но в этот раз не по привычке, а будучи совершенно ошеломлён тем, что сказал Зандрех. В этот раз старый полководец видел реальность как есть.

Отделённые миры — а Доахт, несомненно, к ним относился — представлялись мерзостью худшего толка. С началом Великого сна каждая из бесчисленных планет-гробниц некронтир погрузилась в состояние длительной гибернации под присмотром искусственного интеллекта, известного как автономный дух. И пока по всей Галактике правители династий спали без сновидений, их глубоко спрятанные усыпальницы охранялись самоотверженными сущностями.

Когда же наступало время просыпаться, именно этот дух начинал процесс. Каноптековые стаи, ранее патрулировавшие катакомбы в поисках незваных гостей, получали задание подготовить залы восстающих лордов, а пробуждающиеся рядовые солдаты временно переходили под руководство главной программы, пока их хозяева не возвращали командование.

Однако даже в идеальных условиях, и несмотря на гениальное техноколдовство криптеков, шестьдесят миллионов лет энтропии — дело нешуточное. Ибо тогда как тела, полученные некронтир в ходе биопереноса, функционально признавались неувядающими, того же нельзя было сказать об их разумах. Малейшая деструкция энграммных матриц в течение эонов могла непоправимо изменить психику, и сам Зандрех служил горьким примером того, что могло случиться с благородным дворянином за период долгого стазиса.

Однако ему ещё повезло. По любой из тысячи причин гибернационные системы мира-гробницы могли выйти из строя и полностью расстроить высшие мозговые функции каждого обитателя. В подобных случаях автономный дух всё равно старался оживить династию, находящуюся под его опекой, но, не найдя лордов, способных взять бразды правления в свои руки, начинал пытаться управлять целой гробницей в соответствии с заложенными в него ограниченными инстинктами.