Отделённые

Задав себе направление в сторону недр гробницы, Обирон до предела замедлил собственное хроновосприятие и привёл в действие ряд тайных чувств, в том числе мощный алгоритм, до определённой степени наделявший даром предвидения. С такими улучшениями он мог драться, как бог, пусть и недолго, потому что каждое мгновение в подобном состоянии выжигало энграммные пути, навсегда истощая возможности его разума. Каждая секунда, проползающая в реальном времени, уничтожала его воспоминания, привычки и прочие индивидуальные черты, пока он не превратился бы в одного из окружающих его вурдалаков.

«Но какой смысл беречь себя?» — вдруг пришло в голову Обирону. Что значит быть некронтир, если не тратить отмеренный судьбою короткий век? Затем он отложил напрасные думы, ведь даже здесь, в глубинной прослойке времени, это была пустая трата драгоценных минут, купленных ему старыми друзьями.

Варгард резко пришёл в движение, перепрыгнув через плечо Неба как раз в тот момент, когда первые штыки вонзились тому в грудь. Инерция понесла Обирона вглубь толпы, и, приземлившись, он с неимоверной точностью взмахнул косой и срубил дюжину Отделённых, прежде чем первые отсечённые конечности упали на пол. Он пробивался сквозь доахтскую орду, словно отмахиваясь от паутины. Его клинок мелькал полоской света, каждый выпад совершался по оптимальной траектории, о чём не смели и мечтать смертные фехтовальщики.

Пробираясь всё дальше через толпу, он боролся с неизбывным искушением затеряться в ударах своей косы, поверить нашёптанному обещанию об исступлённом восторге от битвы и позволить иллюзорным часам пролететь мимо, пока время не поглотит его целиком. Его удерживала только мысль об отчаянии Зандреха — старый генерал нуждался в этой победе больше, чем когда–либо, и её не добиться, если его варгард поддастся безумию. Ему необходимо было сосредоточиться.

За тот период на Гидриме, что он провёл в одиночестве, пока гробница оживала, Обирон хорошо узнал протоколы, согласно которым автономный дух командовал солдатами. После завершения проверки наличных ресурсов главная программа наделяла ограниченной способностью принимать решения одну из боевых единиц на каждом участке и передавала в подчинение этому командному узлу каждое подразделение более низкого ранга. Если бы Обирону удалось проникнуть дальше, найти локальный узел и ликвидировать его, то воины в этом районе некрополя пришли бы в полное смятение. Беспорядок продлился бы лишь до тех пор, пока искусственный интеллект не подобрал бы новое командное звено, но с учётом вялости его мышления после сна легион у входа в гробницу, вероятно, успел бы воспользоваться преимуществом.

И вот впереди показалось искомое. В конце коридора, где он расширялся и переходил в погребальный зал, толпу воинов сверху озаряло мерцающее красное свечение. Его испускала сфера воскрешения, удерживаемая созданием, что некогда являлось лордом, а теперь было не более чем куклой, богохульной пародией на своё прежнее «я». Тощее существо, как марионетка, подвешенное в воздухе благодаря загадочной техномагии, повернулось к Обирону с неспешностью зёрен, падающих в песочных часах. И что–то совершенное иное, нежели некронтир, посмотрело на него через окуляры. Это нечто нужно было уничтожить во что бы то ни стало.

Но Обирон уже чувствовал, что он на пределе, ибо больше не мог действовать в режиме обострённых рефлексов. Враги уже начали давить на него, утягивая вниз. Руки цеплялись за края его доспехов и в конце концов замедлили бы его почти до полной остановки, что привело бы к мучительно долгой и позорной кончине. Пока Обирон оценивал оставшиеся у него ничтожные возможности, в памяти всплыли слова — на этот раз сказанные на тренировочных площадках. «Требуется лишь продолжать сражаться и не умирать. Вот и весь секрет».

Не обращая внимания на дюжину вопящих отказоустойчивых программ, Обирон обратился к своему ядру и приказал центральному реактору преобразовать половину оставшейся энергии в массу. Это был отчаянный, катастрофически опасный шаг, со всеми шансами превратиться в лужу расплавленного шлака, но даже это казалось предпочтительнее, чем быть разорванным в темноте на куски. И как оказалось, рискованный план сработал.

Благодаря тоннам гиперплотной массы, временно распределённым по его некродермису, варгарду был придан неудержимый импульс, как будто позади него загорелся двигатель факельного корабля. Из его кожи били струи газа, что явилось результатом сублимации диковинных металлоидов, сброшенных реактором. Едва получив мощный толчок, он начал сметать воинов, как молодые деревца, и уже вскоре двигался с оглушительной скоростью. Каждый пехотинец, к которому он прикасался, отлетал в темноту, и вскоре между Обироном и лордом-марионеткой не осталось никого.

Вызывающе выкрикнув имя Зандреха, Обирон совершил мощный прыжок, оттолкнувшись от черепа ползущего некрона, и вонзил клинок боевой косы в грудь лорда с силой удара небольшого астероида. После воцарилась кромешная чернота.