Читаем Отдельная реальность полностью

Затем мочо взял корзину с пейотными батончиками, взял два из них и положил ее опять в центре круга. Следующим был дон Сильвио, а затем дон Хуан. Четверо молодых людей, которые, казалось, были отдельной группой, взяли каждый по два батончика по очереди против часовой стрелки.

Каждый из семи участников спел и съел по 2 батончика пейота последовательно 4 раза. Затем они пустили по кругу другие две маленькие корзинки с сухими фруктами и сушеным мясом.

Этот цикл они повторяли в различное время ночи, однако я не смог усмотреть какого-нибудь скрытого порядка в их индивидуальных движениях. Они не разговаривали друг с другом; они скорее были сами по себе и сами для себя. Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них хотя бы один раз обратил внимание на то, что делают остальные.

Перед рассветом они поднялись, и мы с молодым парнем дали им воду. После этого я вышел пройтись вокруг, чтобы сориентироваться. Дом был однокомнатной хижиной, низким саманным сооружением с крышей из хвороста. Окружающий пейзаж был очень подавляющим. Хижина была расположена в холмистой равнине со смешанной растительностью. Кустарники и кактусы росли вперемежку, но деревьев не было совершенно. Я не испытывал желания удаляться от дома.

Утром женщины ушли. Мужчины в молчании передвигались вблизи дома. Около полудня все мы опять сели в том же порядке, как и предыдущей ночью.

Корзина с сушеным мясом, нарезанным на куски такой же величины, что и батончики пейота, пошла по кругу. Некоторые из мужчин пели свои пейотные песни. Через час или около того все они поднялись и разошлись в разные стороны.

Женщины оставили горшок каши для тех, кто следит за огнем и водой. Я немного поел, а затем проспал большую часть второй половины дня.

После того, как стемнело, молодые люди, ответственные за огонь, развели опять костер, и цикл поедания пейота начался вновь. Он примерно шел по тому же порядку, что и предыдущей ночью, и кончился на рассвете.

В течение всей ночи я старался наблюдать и записывать каждое отдельное движение каждого из семи учатсников в надежде раскрыть малейшую форму видимой системы словесной или бессловесной связи между ними. Однако, в их действиях не было ничего, что указывало бы на скрытую систему.

В начале вечера цикл поедания пейота возобновился опять. К утру я знал, что потерпел полную неудачу в попытках найти ключи, указывающие на скрытого лидера, или раскрыть хоть какую-нибудь форму скрытой коммуникации между ними или какие-либо следы их системы соглашения. Весь остаток дня я сидел, приводя в порядок свои записи.

Когда мужчины собрались опять для четвертой ночи, то я каким-то образом знал, что эта встреча будет последней. Никто ничего об этом не говорил мне, однако я знал, что на следующий день они все разъедутся. Я вновь сел у воды, и каждый занял свое место в том порядке, какой был установлен ранее.

Поведение семи человек в кругу было повторением того, что я видел три предыдущие ночи. Я ушел в наблюдение за их движениями, также, как я делал ранее. Я хотел записать все, что они делали, каждое движение, каждый жест, каждый звук...

В какой-то момент я услышал своего рода гудение в ушах. Это было обычным звоном в ушах, и я не придал ему значения. Гудение стало громче, однако оно все еще было в границах моих телесных ощущений. Я помню, что стал делить свое внимание между людьми, за которыми я наблюдал, и звуком, который я слышал. Затем в определенный момент лица людей стали, казалось, ярче; как будто бы включили свет. Но это было не совсем так, как если бы включили электрический свет или зажгли лампу, или как если бы их лица освещал свет костра. Это скорее было похоже на люминисценцию, розовое свечение, очень размытое, но заметное с того места, где я сидел. Гул, казалось, увеличился. Я взглянул на подростка, который был со мной, но тот спал.

К тому времени розовое свечение стало еще более заметным. Я взглянул на дона Хуана. Его глаза были закрыты; так же были закрыты глаза у дона Сильвио и у мочо. Я не мог видеть глаза четырех молодых людей, потому что двое из них склонились вперед, а двое сидели спиной ко мне.

Я еще больше ушел в наблюдение. Однако, я еще полностью не понял, что я действительно слышу гудение и действительно вижу розовое свечение, охватывающее людей. Через минуту я сообразил, что размытый розовый свет и гудение были очень постоянны. Я пережил момент сильнейшего замешательства, а затем мне пришла в голову мысль, ничего общего не имеющая с окружающим и происходящим, как и с той целью, которую я поставил себе, находясь тут. Я вспомнил одну вещь, которую моя мать сказала мне, когда я был ребенком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука