Отдых и восстановление (СИ)

Я вошла и повернула голову налево — в ту сторону, откуда слышались мужской голос и надрывный плач маленькой арфы. Там боком к столу, привалившись спиной к стене, привольно расселся, закинув ноги на табурет, носатый тип лет так хорошо за сорок, лысоватый и с заметным даже под бесформенной фуфайкой брюшком. Он кивнул мне вместо приветствия и, не прерывая декламации, подбородком указал на место напротив. Я заломила бровь в иронической гримасе: этот тип что, всерьёз думает, будто я побегу к нему, как собачка на свист? — и двинулась к стойке. Народу в середине дня было немного, всё больше отставные наёмники и девушки из заведения, под которое Фил сдал флигелёк одной бойкой дамочке с манерами актрисы второго плана из захолустного театра. Балладу вся эта публика слушала с интересом, и даже Фил с весьма рассеянным видом быстренько соорудил мне что-то вроде глинтвейна, но только буркнул «Привет», не спросив, как дела. Про шкуровёртов-оборотней ему явно хотелось послушать больше, чем моё «Да как обычно».

Есть спасенье! Им до заката

До часовни добраться надо,

Полнолунье пройдёт, и можно

Год ещё прожить, не тревожась.

Путь не близкий — сквозь чащу леса,

Отстоять всенощную мессу,

О спасении душ заблудших

Настоятеля речь послушать.

Я сделала долгий глоток, чувствуя, как тепло растекается по горлу и дальше вниз, обхватила кружку обеими руками, чтобы отогреть об неё пальцы, и обшарила взглядом стойку на предмет сухариков. Голос у Лоренцо был, что и говорить, дивный, но жуткие легенды и стр-рашные баллады я никогда не любила. Даже в детстве не понимала этого желания пощекотать себе нервы байками-страшилками у ночного костра. Так что ни самой историей, ни мастерством исполнения я не прониклась. Другое дело, что все остальные напряжённо слушали, и мешать им я не собиралась. Сухариков вот только не было. Одни горелые крошки в миске.

Не успели… Их на опушке

Шкуровёртов настигла стая.

Братья сами пришли в ловушку,

Вечер кончился, ночь глухая.

Низким рыком полночь наполнив,

Замерцали фосфором взгляды,

Окружили кольцом их плотным,

Не сбежать. Потянуло смрадом.

Вдруг накинулись сразу стаей,

Плоть терзали клыки и когти.

Кровь на землю ручьем хлестала,

Рвали насмерть, крушили кости.

Мой сосед слева поёжился, Фил сотворил знак, отгоняющий злую силу, но слушали все в полном молчании. А Лоренцо продолжал под низкий стон струн:

Вой, рычание, крики боли,

И смертельны страшные раны,

Не утёрши пасти от крови,

Растерзали, останки — в яму.

Может быть, кто-нибудь отыщет…

Но вот только искать не будут.

Там, где нечисть по лесу рыщет,

Путь навеки заказан людям.

Предрассветный затих лес чёрный,

Над телами недвижим воздух,

А в глазах их погасших, мёртвых

Отражались тусклые звёзды.*

Баллада закончилась, народ завозился, загудел пока ещё негромко, а Лоренцо неожиданно легко для его габаритов поднялся с места и подошёл ко мне.

— Вроде мы ещё не виделись, но про тебя я конечно слышал, — сказал он, бесцеремонно протянув руку к моей кружке. — Что? — ухмыльнулся он при виде моей гримасы. — В горле пересохло, как будто не знаешь.

— Знаю, — проворчала я, убирая подальше от его лап свою кружку, а кто-то громко потребовал у Фила выпивку для его милости колдуна. — Сама каждый вечер то вслух читаю, то байки рассказываю про Пыльные равнины и Лазурный берег. Кстати, на Белую дорогу здесь вроде бы страшными легендами друг друга не пугают. Сира Катриона, например, говорила мне, будто у них тут настоящих, не придуманных опасностей хватает.

— Пф-ф, — отозвался он, принимая у трактирщика кружку с чем-то, кажется, покрепче, чем у меня. — И прошлой осенью, и позапрошлой жуткие баллады исполнял — ничего, знаешь ли. Никто уши не затыкал.

— Любите народ пугать? — светски поинтересовалась я.

— Положение обязывает, — усмехнулся он в ответ.

— Да-да, страшный тёмный маг, и сказочки у него страшные.

Какое-то время мы оба тянули каждый своё, а вокруг потихоньку занимался ровный гул, обычный для собравшихся в одном месте людей. Лоренцо допил что там было у него в кружке, со стуком поставил её на стойку, а Филу указал на кого-то. Наверное, на того, кто крикнул про выпивку для колдуна.

— И даже не спросишь, зачем ты мне понадобилась?

— Так ведь это я вам нужна, а не вы мне, — равнодушно отозвалась я, оглядывая полки за Филовой спиной на предмет чего-нибудь вкусненького. Вкусненького не было. Видимо, то ли дриады, то ли девицы из флигелька успели раньше. Ну и ладно, вот пойду к Людо и выклянчу чего-нибудь сладкого. А если он спит, попрошу Яна. Он тоже меня не боится, такую полезную особу, хотя бы и ведьму ледяную. А ещё у него вполне сельские понятия о женской красоте, и он, подавая мне завтрак или обед, вечно бурчит под нос, что я больно уж худая. Видать, работаю много, а ем мало, и мастеру следовало бы меня кормить пожирнее, а не послаще.

Лоренцо не обиделся на моё заявление, а засмеялся. Смех у него был такой, что если зажмуриться и не видеть сверкающей лысины и вялого брюха, мурашки бы по спине пробежали. Я, правда, не зажмуривалась.