Отдых на свежем воздухе

– Ну… сами понимаете, не маленькие. Нравится она мне очень.

Робертино вспомнил, как иной раз Тонио смотрел на инквизиторку Жиенну, сестру-близнеца их приятеля Бласко, и кивнул:

– Понятно. Думаю, она оценит, – он вздохнул. – Я... Луисе подарю. Не возражаешь, Оливио?

Тот плечами пожал:

– С чего бы мне возражать? Я давно уже понял, что ты в нее втрескался по самые уши... Дари, конечно… Я свой Джамино отдам. Ему не помешает немного удачи.

– А я племяннику, – Анэсти тоже воткнул клевер в петлицу. – В Ингарии поверье есть, что золотой четырехлистник не только удачу приносит, а еще и мастерство особенное дарует тем, кто с металлом работает. Мы же, Луческу, потомственные кузнецы. Так что пригодится.

Над городом поплыл колокольный звон, призывающий к вечерне.

– Ого, десятый час уже! – спохватились паладины. – А ну-ка, давайте поднажмем, а то завтра нас на целый день в наказание в караулы поставят!

И поднажали.

Конечно, траттория «Королевство вкуса» на следующий день уже не открылась. Ее хозяин, прихватив остатки нажитых непосильным трудом Малыша Якоба денежек, еще ночью сел в почтовую карету и оплатил проезд до аллеманской границы. Трудно сказать, что испугало его больше – то, что он обратил на себя внимание паладинов, или упомянутая Робертино перспектива иметь дело с представителями гильдии… Взносы в которую он не платил, отговариваясь тем, что траттория должной прибыли еще не приносит. А ведь если в гильдии узнают, что на самом деле траттория приносила еще какую прибыль, то обдерут до нитки. Так что аллеманец уносил ноги из Фартальи, трясясь, как бы у него остатки денег не отобрали.

А Малыш Якоб, сделав свой очередной клад и вдоволь на него налюбовавшись, начал собирать золотые на следующий, для чего явился не куда-нибудь, а в тратторию «Адмирал Бонавентура», где попытался предложить свои услуги. Тамошний повар этого не оценил, но ссориться с фейри-кухарем не рискнул, и предложил тому пристроить его в другое место. Малышу Якобу было совершенно всё равно, где работать, так что он получил место и контракт в портовой таверне, где готовил простые, но очень вкусные блюда. Наученный предыдущим горьким опытом, он перед тем, как составлять договор, не поленился разыскать паладинов, избавивших его от прежней кабалы, и слезно упросил помочь. Тонио, лишь бы фейри от них отвязался, составил для него подходящий контракт, объяснив заодно концепцию обмена денег. Малыш Якоб, до того не видевший никакой разницы между монетами разных стран, был совершенно очарован возможностью обменивать деньги, и теперь частенько, получив условленную плату, наведывался в меняльную лавку и требовал менять. Ему было все равно, на какие монеты, лишь бы золотые, и меняла этим пользовался, удерживая с него несколько больше, чем обычно брал за услуги. Впрочем, Малыш Якоб был доволен, и его новый горшок для золота исправно наполнялся. А в тратторию, где он готовил, теперь можно было ходить, не боясь отравиться, благодаря чему прибыль она стала приносить просто огромную.

Литературный вечер

Зимы в Фартальезе теплые, снег случается редко и сразу же тает. Но иногда налетает вьюга, наносит самые настоящие сугробы, которые держатся чуть ли не до вечера следующего дня, и тогда фартальезским ребятишкам ненадолго перепадает возможность поиграть в снежки и налепить снеговиков.

После Новолетия, в первых числах января, как раз и налетела такая непогода. К вечеру навалило мокрого снега столько, что младшие придворные дворники достали из кладовых запылившиеся там снеговые лопаты и вышли на расчистку дворцовых подъездов и служб.

А в паладинском крыле дворца в этот вечер никто не пошел в увольнение: еще бы, кому охота шлепать по снежной каше под сильным холодным ветром с мокрым снегом. Да и по заданиям в город никого не отправили, кроме паладина Анхеля. Недавно он сильно проштрафился, попавшись в пьяном виде на глаза капитану, и теперь в наказание ему пришлось переться в непогоду аж в Заречье, изгонять из сапожного цеха богла-проказника.

Старшие паладины собрались в своей гостиной, где пылал камин, окна были плотно закрыты и украшены новолетними гирляндами из веток кипариса и пихты с падубом, а на большой жаровне с огнекамешками грелись глинтвейн и чайник с чаем. Здесь были все, включая капитана, который обычно редко участвовал в вечерних старшепаладинских посиделках. Сейчас он сидел в кресле у окна, потягивал глинтвейн и лениво раскладывал на столике пасьянс. Остальные расположились в креслах полукругом перед камином, кроме Чампы, который, как обычно, устроился на диванчике со своей лютней. Сейчас лютня лежала без дела, а сам Чампа, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу, с выражением и богатой мимикой читал вслух из толстого журнала.