Первую бестию паладин встретил в самом начале Чертовых Ребер. Видимо, отрава достала и ее, потому что была она слабой и почти не защищалась, паладину даже немножко жалко ее стало. Вторая напала на него чуть дальше, бесшумно спикировав с высокой скалы. Ей это не помогло: Армано благодаря своим поисковым огонькам почуял ее загодя и был готов. На эту бестию хватило пары ударов меча и пламенной стрелы. Третья и четвертая напали одновременно, и с ними пришлось повозиться. Хорошо, что Армано на это дело прихватил самопал и патроны с разрывными пулями – одну бестию удалось подстрелить на подлете, вторая было испугалась выстрела и не спешила нападать, пока паладин разбирался с подстреленной. Потом всё-таки рискнула. Сражалась она отчаянно, но Армано сумел зарубить ее и при этом отделаться только порванной полой мундира и царапиной на скуле. И вот теперь он бродил по лабиринту известняковых останцев в поисках пятой бестии. Уже и солнце клонилось к закату, а паладин ничего не нашел, кроме самца и самки, издохших от отравы еще неделю назад. Самец был крупным, матерым – видимо, прайд принял его недавно и добычи для него не жалели, что его и сгубило, ведь ему доставалась в числе лакомых кусков печень овец, а яд, как известно, в печени больше всего и концентрируется. Издохшая самка же была старой и явно до того и так больной. Паладин, осмотрев их, поколебался – не взять ли и их когти в качестве трофея, но не стал, в конце концов, не он же их убил. Так что он сжег трупы пламенной стрелой и двинулся дальше.
И только лишь спустя час он услышал на грани восприятия тоненький писк. Удивился – это было совсем не похоже на звуки, издаваемые мантикорами. Но на писк пошел.
И почти сразу нашел пятую самку. Она была уже мертвой – лежала на боку, вытянув лапы и распластав крылья по камням в маленьком гроте под изогнутым, как коготь, останцем. А рядом с ней, беспомощно тыкаясь носом в остывающий живот с еще сочащимися молоком сосками, копошился серенький комочек с крохотными, по-детски пушистыми крылышками и куцым хвостиком, еще даже без жала. Новорожденный мантикоренок. Видимо, самка эта тоже отравилась и, чуя близкую смерть, уползла в логово, где, умирая, родила детеныша.
Увидев это, Армано застыл в нерешительности. Мантикоры, хоть и относились к бестиям, но на людей обычно не нападали, предпочитали охотиться на копытных, конечно, не делая различий между дикими и домашними животными. Но по правилам, если мантикоры, виверны или кошкопсы убивали людей, то следовало уничтожать весь прайд, выводок или стаю. Людская кровь дурманила их и заставляла жаждать ее снова и снова. Так что Армано должен был сжечь этого детеныша вместе с телом его матери.
Паладин смотрел на мантикоренка и всё никак не решался. Потом выругался непристойно, вытряхнул из большой кожаной сумки все трофейные когти, поднял детеныша за шкирку, как котенка, и усадил туда. В конце концов, детеныш-то крови не пробовал. Правда, что делать с ним, паладин понятия не имел.
В селе на него посмотрели как на придурка, но расписку о выполненном задании старостиха подписала. И даже принесла бутыль из-под кальвадоса, полную молока.
Армано покинул село, увозя в седельной сумке чмокающего тряпичной соской мантикоренка и чувствуя себя полным идиотом. И всю дорогу думал, как бы объяснить лейтенанту паладинов в Овиеде этакую свою придурь.
Так ничего, кстати, и не надумал. А лейтенант, сначала обругав паладина, потребовал хоть показать находку. И, увидев Манту (как его уже успел обозвать Армано), повздыхал, смилостивился и разрешил его оставить, с условием, что Армано будет сам о нем заботиться и приучать жить среди людей. Паладин за свой счет вызвал плотника и каменщика – построить на заднем дворе казарм просторный вольер, куда и поселил Манту, когда тот подрос и уже перестал помещаться в ногах паладинской кровати. Другие паладины привязались к мантикоренку и в конце концов сообща вырастили из него вполне пристойного и воспитанного домашнего любимца, сделавшегося своеобразным талисманом Овиедской канцелярии.
Тайное знание