– А он от наследования отказался. Даже отказную бумагу написал, – пояснила донья. – Видно, так сильно на отца обиделся, что ни сантима взять из наследства не захотел. Так вот, дон Рьера всё пытался дочку из Мартиники выписать, да только письма все возвращались с отпиской – «адресат не найден». Так он и помер, не объявив наследника. А через две недели по его смерти вдруг пришло его управляющему письмо из Куантепека от некой Агнессы Альмехак, которая заявляла, что она внучка дона Рьеры, дочь его дочери. А потом и сама эта Агнесса приехала, под присягой у алтаря Судии заявила, что она – старшая дочь дочери дона Рьеры, законнорожденная. Предъявила все бумаги, в том числе свою и материну метрики и свидетельство о смерти матери. И даже проверку по крови прошла, доказав, что она и правда Рьера по прямой линии. А на вид – мартиниканка мартиниканкой: кожа красно-коричневая, глаза черные, волосы тоже черные, аж синим отливают, еще и татуировки на лице. Но наследница законная, всё как положено. Так что наместник ввел ее в наследство, приехала она сюда и стала жить в Кастель Рьера. Поначалу туда толпами все соседи повалили, и кабальерос, и доны, и домины, и чиновники разные… Сам понимаешь, такая диковина для наших мест – настоящая мартиниканка! Да еще незамужняя и при том донья. Тут же брачных предложений нарисовалось с полдюжины, и еще столько же просто воздыхателей, падких на необычное. Она всех вежливо принимала в гостях, но как-то ни с кем никаких отношений не завела, кроме обычных соседских. С визитами ни к кому еще за полтора месяца не ездила, живет одна, в доме только ее горничная и кухарка, тоже мартиниканки, да экономка и пара слуг, которые еще от дона Рьеры остались. По-сальмийски она говорит очень плохо, обычаев наших вообще не знает, мать ее, видимо, не учила, думая, что никогда не придется сюда возвращаться. Но это ничего, со временем освоится. К тому же к ней их сельский учитель ходит, сальмийскому учит. Сам-то он не совсем сальмиец, только по матери, но по-нашему хорошо говорит, а то как бы он школяров учил. И учит хорошо, я к ней трижды с визитом ездила, так она раз от разу всё лучше говорит. А что до того, какая она сама по себе… Девушка она умная, добрая, только какая-то резковатая, манеры несколько странные, но ничего плохого сказать не могу. И всё бы ничего, только довольно скоро поползли слухи, будто она тайно древнее мартиниканское язычество практикует.
– Я бы удивился, если бы не поползли, – хмыкнул паладин и снова хлебнул чая. – Слухи хоть чем-то подтверждались, или пустая болтовня?
– Ну как тебе сказать… Тибо, лакей Рьеры, говорил, что она молится по книжке, не по-нашему писанной. Тибо любопытства ради в эту книжку заглядывал – а там только некоторые буквы знакомые. На обложке акант изображен, Тибо болтал – будто для отвода глаз, а на самом деле там молитвы языческие. Я-то знаю, что мартиниканский алфавит сильно от нашего отличается, потому как его специально под тамошние языки придумывали. Но многие поверили.
– В этой глуши и ингарийские книги бы за языческие сошли, – Мануэло допил чай и отставил чашку на столик. – Тибо, небось, даже по-фартальски с трудом объясняется, а?
Донья кивнула:
– Точно. Агнесса же почему еще сальмийский учить стала – чтоб со своими людьми объясняться, в долине Рьера вообще мало кто пристойно по-фартальски говорит, особенно из тех, кому больше сорока. А что касается слухов и колдовства – в основном глупая болтовня. К примеру, экономка говорила, что Агнессе ее мартиниканская кухарка каждое утро какой-то адский напиток делает, экономка попробовала – чуть не померла.
– Еще бы. Мартиниканская кухня – она такая, м-м-м, специфическая, – ухмыльнулся Мануэло. – Шоколад с перцем, наверное, варили, что ж еще. Берут какао-бобы сухие, толкут в ступке с красным перцем, потом заливают кипятком, и дикий мед добавляют. Страшная вещь, у непривычного человека от одного глотка глаза на лоб полезут. И, Элинора, поверь – у них там вся еда такая. Я ведь когда в столице служил, интереса ради пробовал, есть там их траттории... А что еще болтали?
– В основном про адскую еду и странные книжки, но не только. Где-то через неделю, как Агнесса в Кастель Рьера поселилась, пропала кошка Розальи, ее экономки. Та везде искала – нет как нет. Кошка-то у нее необычная, кьянталусской бесшерстной породы, знаешь такую?
– Угу, видел, на чертей похожие, – хмыкнул Мануэло. – Мода на них нынче пошла. Дон Мендоса такую для своей Ниньи завел, отвалил двести реалов.