Утром завтрак для молодежи и детей накрыли в большом павильоне в саду, и предоставили самим себе. Первым делом Робертино вручил всем подарки. Алисии достался перевод записок аллеманского ученого Хайнриха Шлиеманна о раскопках в Эллинии, которому она очень обрадовалась. Леа получила настоящую мажескую женскую шляпку с гербом столичной мажеской академии, о которой давно мечтала. Эту шляпку купить просто так было нельзя, их носили только студентки-магички, но Робертино обратился за помощью к Жоану, а тот попросил свою невестку Беренгарию купить такую шляпку в лавке при академии для студентов-магов. Хайме получил в подарок старый берет Робертино и «Краткую хронику Паладинского Корпуса», а Доминико – коробку с деревянными резными фигурками зверей. Луисе Робертино подарок дарил последней, смущаясь и даже слегка краснея. Она тоже вспыхнула, опустила глаза и, запинаясь, поблагодарила. Оливио, даря подарки, не смущался, по крайней мере так, чтобы это было видно. Сами паладины тоже получили несколько маленьких вещичек, которые вполне уместились в их широких карманах и при том могли оказаться довольно полезными.
Поговорить наедине с Алисией Оливио удалось только тогда, когда Робертино отвлек внимание остальных, принявшись в лицах рассказывать нашумевшую недавно жутко смешную историю из столичной жизни, в которой фигурировали дромадер и элифант из зоосада, фрейлина ее высочества принцессы Джованны, паладин Анхель, некий студент и тенор из Королевской оперы. Алисия как-то очень ловко и незаметно для остальных пересела подальше, а потом встала и вышла из павильона, жестом пригласив Оливио идти за ней. Выйдя из павильона, она сказала:
– Идемте вон туда. Покажу вам наши знаменитые зимние розы.
Цветник с зимними розами располагался в самом дальнем углу сада резиденции кестальских наместников, на краю скального выступа. Высокий мраморный парапет ограждал площадку над обрывом, а шпалеры с розами укрывали ее от остального сада. Розы тут были очень красивые: крупные розово-желтые, небольшие темно-красные и мелкие белые с едва уловимым сиреневым оттенком. Оливио, подойдя к этому месту, сразу же почуял магию. И неудивительно: без магических щитов, укрывавших этот цветник от холодных ветров с Верхней Кестальи и ночных заморозков розы бы тут не выжили, даже зимние.
Шпалеры с белыми розами образовывали навес, и под ним стояла мраморная скамейка, но Алисия не стала на нее садиться. Подошла к парапету:
– Отсюда отличный вид, не правда ли? Видно море, острова Кольяри и плайясольский берег немного.
Оливио кивнул, разглядывая пейзаж.
– Как странно… мы ведь рядом – Кесталья и Плайясоль, а такие разные – во всём, – она погладила мрамор парапета.
– Недостаточно разные, чтобы не заключать брачных союзов, – Оливио все смотрел на море, и никак не решался повернуться к ней. – Я ведь кесталец наполовину. А ваш отец вчера предложил мне поговорить с моей мачехой о браке вашей кузины Теа и моего брата… И – признаюсь честно, сеньорита Алисия: если бы я не был паладином, я бы просил вашей руки. Не потому, что вы дочь Сальваро. Но потому, что вы – это вы.
Она помолчала, потом тронула его за плечо, и тихо сказала:
– Как жаль, что вы – паладин… Неужели нельзя отказаться? Мои родители так сильно любили друг друга, что с матушки сняли обеты.
– Нельзя снять обеты просто так, – с горечью сказал Оливио. – Их вообще нельзя снять, разве что отсрочить или передать своим детям. Если бы я сейчас это сделал, женился бы и стал отцом, то потом, в старости, сделался бы монахом или священником. Или кто-то из моих детей был бы вынужден вместо меня исполнить обет. Как пришлось Робертино вместо вашей матушки.
Алисия приблизилась к нему, и он почувствовал ее дыхание, прикосновение ее округлой груди, затянутой в черный бархат и белые кружева кестальского платья, и от этого его сердце заколотилось, в животе заныло, а в паху стало горячо и тесно.
– Но всё же это возможно, Оливио, – прошептала она, почти касаясь его губ своими губами. – Ведь правда?
– Правда… – так же шепотом ответил он, кладя руки ей на плечи. – Вы снитесь мне ночами, и эти сны лишают меня покоя. Я боялся ехать сюда, боялся встретиться с вами вот так, лицом к лицу… Но потом понял: всё это надо прояснить, проговорить до конца. Я люблю вас, Алисия. Люблю так, как никого из смертных не любил.
Он коснулся пальцем ее щеки и нежно провел по ней, по губам, подбородку:
– Вы живете в моем сердце с тех пор, как я впервые увидел вас, Алисия. Сначала я не понимал, что это такое, думал – мимолетное увлечение… Но когда побывал на вашем столичном балу на Новолетие – понял, что вы проросли в моем сердце, как прорастает дерево на скале сквозь камни. Вы теперь там навсегда, Алисия. Что бы ни случилось. Просто знайте это.
Она смотрела ему в глаза снизу вверх своим синим, как у ее брата, взглядом, и молчала. Потом обхватила его за плечи и прильнула еще теснее, приникла губами к его губам и раздвинула их языком.