Отечественная война 1812 года. Экранизация памяти. Материалы международной научной конференции 24–26 мая 2012 г.

Мы знаем, что первые попытки экранизации «Войны и мира» (целых три) имели место в России в 1915 г.[95], что ни одна из них не сохранилась, что в них могли быть и, наверное, были художественные открытия (тот же Гардин в роли Наполеона), но почти также наверняка знаем, что для мемориализации Отечественной войны эти фильмы, с уклоном в «салонную драму» и более чем скромными батальными сценами, значили очень мало, они были мало тиражированы для проката (фильм А. Каменского вообще не вышел в прокат), возможно, поэтому и не сохранились. Но как бы то ни было, тему Отечественной войны в русском дореволюционном кино они закрыли. Причин, по которым роман Толстого не экранизировали в СССР и за рубежом в течение почти сорока лет после этого, слишком много, чтобы перечислять их в этом докладе, но вывод напрашивается тот же самый: в данном случае уже отсутствие возможности экранизировать «Войну и мир» делало тему Отечественной войны «немотивированной» для большинства кинематографистов («если уж снимать о Двенадцатом годе – то по Толстому»). Исключение составил все тот же военный «Кутузов», где во главу угла встали мотивации государственной военно-патриотической пропаганды. Во время войны были, впрочем, планы экранизации «Войны и мира» и в СССР (в форме киноверсии одноименной оперы С. Прокофьева, которую композитор предлагал осуществить С. Эйзенштейну), и в США (режиссером Александром Корда по сценарию В. Пудовкина и С. Эйзенштейна), но они так и остались на уровне замыслов[96].

Аксиому «каков Толстой, такова и война Двенадцатого года» во всем блеске и нищете подтвердил фильм Видора и Лаурентиса. Его бесспорным достоинством надо признать то, что впервые в истории мирового кино тема Отечественной войны получила должный удельный вес в экранном произведении (по значению в сюжете, набору персонажей, масштабности экранного зрелища). Его столь же бесспорным недостатком стало то, что аудиовизуальная «физиономия» этого исторического события оказалась варварским образом искажена в силу нигилистически-бесцере-монного отношения к антуражу эпохи, национальному колориту, военной униформе, оружию, боевой тактике. Если бы культурная память об Отечественной войне формировалась исключительно на основе фильма Кинга Видора, это было бы катастрофой. Но именно этот фильм, со всеми его недостатками, мотивировал другие кинематографии на интерес к Толстому и теме Отечественной войны. Я берусь утверждать, что уже в «Гусарской балладе» Рязанова была реализована потребность в исторически более адекватном воплощении реалий Отечественной войны, пусть даже и в романтическо-водевильном преломлении. На новую ступень реализма в изображении наполеоновских войн поднялся Вайда со своей экранизацией «Пепла» Жеромского. Еще более мощную мотивацию получил Сергей Бондарчук, которому доверили постановку советской версии «Войны и мира». В итоге события войны русских с Наполеоном были показаны с невиданной доселе степенью исторической достоверности, масштабом батальных эпизодов, психологизмом исторических характеров, визуальной экспрессией. Не удивительно, что спустя почти полвека после создания этого фильма его кадрами и фрагментами иллюстрируется практически любой документальный телесюжет об эпохе Отечественной войны.

Однако и на солнце есть пятна. Следуя Толстому, Бондарчук в большей или меньшей степени следовал его личностным аберрациям во взгляде на события и героев двенадцатого года. В силу этого тенденциозно обрисованной или вообще обезличенной оказалась большая группа русских и французских военачальников, сыгравших объективно значимую роль в великой эпопее двенадцатого года. Безусловно, свое влияние оказали и постулаты советской идеологии, серьезно обеднявшие философский подтекст толстовского романа и акцентировавшие его национально-патриотический пафос. Так, серьезному упрощению подверглась столь важная для Толстого фигура императора Александра, вообще выпала из сюжета фигура московского генерал-губернатора Ростопчина и эпизод расправы с Верещагиным, Тарутинское сражение, «лишним» для фильма оказался весь важный по подтексту эпилог романа.