Читаем Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том II полностью

Тильзитский мир, приведший к сближению официальной России с правительством императора французов, давал пищу для целого ряда проявлений общественного недовольства. Гр. С. Р. Воронцов в своем гневе на состоявшееся примирение доходил до того, что предлагал «чтобы сановники, подписавшие Тильзитский договор, совершили въезд в столицу на ослах». Эмигранты и немецкие недоброжелатели Наполеона еще более укрепляли в русском обществе враждебные чувства к Франции и ее правительству. Русские патриоты хотели смыть пятно национального унижения. «От знатного царедворца до малограмотного писца, — читаем в записках Вигеля, — от генерала до солдата, — все, повинуясь, роптало с негодованием». Другой современник Греч, вспоминая это время, говорит: «Земля наша была свободна, но отяжелел воздух; мы ходили на воле, но не могли дышать, ненависть к французам возрастала по часам». Сам император Александр мог подмечать вокруг себя признаки недовольства и открытой враждебности ко всему французскому. Любопытные известия сообщает 28 сентября 1807 г. шведский посланник Штединг королю Густаву IV: «Неудовольствие против императора более и более возрастает и на этот счет говорят такие вещи, что страшно слушать… Не только в частных собраниях, но и в публичных собраниях толкуют о перемене правления».

Правительство воспрещало печатать о военных неудачах французского императора — этого нового союзника России, и при таких условиях возникает ярко выраженное патриотическое направление в литературе, ставшее вполне естественно в оппозицию к правительственным мероприятиям. В этой литературе наши неудачи стали объясняться французским воспитанием, отсутствием национального чувства. Политического знания и политического такта в ней не было, а имело место одно лишь патриотическое чувство. Неоткуда было почерпнуть точного знания политических событий. В газетах и журналах давались лишь бессвязные и отрывочные сведения. Раз по цензурным соображениям нельзя было серьезно обсуждать современное положение России, то патриотам ничего не оставалось, как изливать свое недовольство в резких филиппиках и страстных памфлетах.

Содержание патриотической литературы состояло в нападении на личность Наполеона, на его завоевания, неуважение к правам народным и в защите России, которую наполеоновские публицисты старались выставить страною грубою и невежественною. Первым застрельщиком был страстный и желчный гр. Ростопчин, этот, по словам Глинки, «вельможа, убеждающий русских быть русскими». «Ненависть к французам, — говорит Н. С. Тихонравов, — была как бы вдохновением Ростопчина». Свой патриотический задор он довольно характерно проявляет в письме к Глинке, издателю «Русского Вестника»: «Пора духу русскому приосаниться. Шопот — дело сплетниц. Чего нет в нашей родной колыбели? Было бы только у нас горячее к ней сердце да обнимала бы ее покрепче душа русская, а то постоит она за себя».

В 1807 г. из-под его пера вышла небольшая книжка «Мысли вслух на Красном крыльце ефремовского помещика, Силы Андреевича Богатырева». «Она обошла всю Россию, быстро разойдясь в 7.000 экземплярах; ее читали с восторгом, — пишет один из современников. — Ростопчин был в этой книжке голосом народа; не мудрено, что он был понят всеми русскими». Пересыпая свою речь народными поговорками и прибаутками, Ростопчин высмеивал наших французоманов и как нельзя более вовремя проявлял свой чисто русский патриотизм, пробуждая в обществе заглохшие националистические мотивы. «Русский язык во всей простоте безыскусственной разговорной народной речи, — говорит М. А. Дмитриев, — доходит в этой книжке до неподражаемого, оригинального совершенства». В то время никому не бросалось в глаза мнимо-народная прибауточная речь Ростопчина, некоторое стремление его подделаться под народный тон, так как горячее чувство, которым было проникнуто это произведение, превосходно совпадало с настроением большинства тогдашнего общества. Много лет спустя, сам Ростопчин объяснял появление своих «Мыслей вслух» тем, что это «небольшое сочинение имело своим назначением предупредить жителей городов против французов, живших в России, которые старались приучить умы к мысли пасть перед армиями Наполеона».

Перейти на страницу:

Все книги серии Отечественная война и русское общество, 1812-1912

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное