Таким образом, в этом консервативном публицистическом трактате опытное перо историографа облекло в изящные, литературные формы те идеи, которые витали в тверском салоне Екатерины Павловны. На фоне ненависти ко всему, что шло из Франции, что прямо или косвенно носило на себе отпечаток великой революции, Карамзин, совершенно в унисон с великой княгиней и постоянными посетителями ее дворца, рисует идеал твердой, самодержавной власти, опирающейся на сословные привилегии землевладельческого дворянства и на порабощение крестьянской многомиллионной массы. Идеал Карамзина не в будущем, а позади, в Екатерининской эпохе, когда в России царила эра широких дворянских привилегий. В этой записке, которая является как бы сплошным панегириком неограниченному самодержавию, русское консервативно-настроенное общественное мнение сказало свое наиболее веское, наиболее решительное слово. И это слово в устах Карамзина было сказано как раз в такой момент, когда волны патриотизма и национального возбуждения начинали подниматься все выше и выше. На их гребне выплыли на широкую общественную арену те самые представители консерватизма и реакции, которые первые 10–12 лет царствования Александра стояли в оппозиции правительственным начинаниям. Под влиянием надвигающейся грозы Наполеоновского нашествия правительство должно было уступить напору патриотической партии: оно как бы испугалось и растерялось. Идеи «записки» Карамзина теперь восторжествовали и сделались руководящими. Все уже знакомые нам фрондирующие государственные деятели и легитимные публицисты занимают теперь первые места на административном поприще. Шишков облекается званием государственного секретаря, а гр. Ростопчин превращается в московского главнокомандующего. Что касается Карамзина, то ему император хотел предложить сперва место государственного секретаря, а затем пост министра народного просвещения, но хотя, в конце концов, историограф и не получил никаких административных назначений, однако его влияние на Александра с каждым годом росло и крепло.
Императорский дворец в Екатерингофе (нач. XIX в.)
Дворец Екатерины Павловны в Твери
IV. Падение Сперанского
Со времени Екатерины II звание камер-юнкера и камергера, как бы ни были молоды лица, их получившие, давали прямо чин: первое — V, а второе — IV класса. Вследствие этого молодые люди знатных фамилий нередко занимали по своим придворным чинам прямо высшие места к ущербу людей, действительно заслуженных и знающих. Указом 3 апреля 1809 г. (данным по предложению Сперанского) лицам, имевшим уже звание камергеров и камер-юнкеров и не состоявшим в военной или гражданской службе (император Александр I называл их полотерами), повелено было избрать в течение двух месяцев род действительной службы, впредь же эти звания, при пожаловании их, считать отличиями, не приносящими никакого чина. Через четыре месяца велено было всех камергеров и камер-юнкеров, не заявивших желания поступить на действительную службу, считать в отставке. С этого времени началась злоба аристократии на дерзкого поповича; недовольные указом говорили, что он нанес последний удар старинному дворянству.