Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том IV

Тарутино. 6 октября 1812 г. (Гессе)

Но нужно отдать справедливость Наполеону. Он сделал все, чтобы обеспечить успешное выполнение своего нового плана. «Движение к Смоленску, — говорит он (там же), — нельзя называть отступлением». Для него это был обыкновенный стратегический марш, ибо армия не была разбита. И она не должна была быть разбита, если принять во внимание соотношение сил Кутузова и Наполеона, если бы не морозы. Перед тем, как покинуть Москву, Наполеон велел пересмотреть все календари и справочники за сорок лет, чтобы установить, когда начнутся большие морозы. Ему доложили, что раньше первых чисел декабря н. с. этого опасаться нечего (Bausset, там же, 108). Следовательно, чтобы дойти до Смоленска, в его распоряжении было около сорока дней, вдвое больше того, что ему было нужно. Стоявшая все время прекрасная погода подтверждала эти прогнозы. И та ошибка, которую допустил Наполеон, оставшись в Москве больше месяца, — самая крупная ошибка его в этот период — не привела бы к тем трагическим результатам, к которым она привела, если бы сбылись его метеорологические прогнозы.

Но либо императору дали плохую справку, либо морозы начались особенно рано, хотя середина октября ст. ст. едва ли черезчур необычный для морозов срок. Как бы то ни было, не успела армия перейти на Смоленскую дорогу, как морозы начались, и в одну ночь от холода пало 30.000 лошадей. Армия была дезорганизована, не будучи ни разу побеждена. Подобно тому, как пожар Москвы разбил план наступления, так теперь морозы разбили план отступления. Но даже при всей дезорганизации армии, она могла бы зимовать в Смоленске, если бы Шварценберг не покинул ее. Двинувшись не к Минску, а к Варшаве, он давал возможность Чичагову беспрепятственно идти к Березине и угрожать Вильне с ее магазинами. Один из участников похода поляк Брандт, бывший в 1812 г. капитаном, указывает еще на одну ошибку, сделанную Наполеоном. «Я всегда думал, — говорит он (Ernouf, „Souvenirs d'un officier polonais“, стр. 292), — что император даже среди развалин Москвы мог еще вернуть себе счастье, провозгласивши без оговорок восстановление Польши и направив, наконец[186], к Минску корпус кн. Понятовского. Последний, присоединив к себе дивизию Брониковского и Домбровского, сумел бы заставить Шварценберга действовать решительнее, помешал бы операциям Тормасова и Чичагова и, несомненно, привел бы императору серьезное подкрепление к Березине. Большего и не требовалось для того, чтобы изменить судьбу кампании». Но этого не было сделано, и в решительный момент единственным резервом оказался корпус Виктора. Виктор оставался один и для того, чтобы поддерживать Удино против Витгенштейна (корпус Сен-Сира успел к этому времени окончательно растаять), и чтобы защищать Березину от Чичагова, и чтобы подавать руку Наполеону. Стратегическое положение сразу сделалось невозможным[187].

В конечном счете, таким образом, Наполеона толкали на ошибку политические причины, а довершили его сокрушение стихийные или почти стихийные обстоятельства, которые трудно было предвидеть.

А. Дживелегов

«Победа при Тарутине над Мюратом» (Скотти)

VII. Бой под Тарутиным Подп. А. А. Кожевникова

 начале октября Кутузов, дороживший каждым днем промедления военных действий и не желавший вызывать на них неприятеля, склонился, наконец, на советы своих приближенных о том, что пора для исполнения желания государя и для успокоения общественного мнения дать наступательный бой, которому все предвещало в то время благоприятный исход. Бой был назначен на 5-е октября, и на это число написана диспозиция.

План сражения при с. Тарутине 6-го октября 1812 года.

Перед самым боем Мюрат доносил Наполеону о жалком состоянии своей кавалерии и о невыгодах расположения по реке Чернишне, вследствие чего получил предписание, в случае надобности, отступать к Воронову, выставить в передовую линию пехоту, а кавалерии дать возможность отдыха. Это распоряжение исполнено не было, и в день боя французы занимали то же расположение, какое было раньше.

Правый фланг упирался в реку Нару и был занят кавалерией Сен-Жермена. Центр занят пехотой: дивизией Клапареда — впереди реки Чернишны (по отношению к расположению русских войск) и дивизии Дюфура — сзади речки. Затем на левом стоял корпус Понятовского, который был прикрыт кавалерией: справа Нансути и слева Себастьяни. Левый фланг французского расположения не был защищен никакими естественными препятствиями, а напротив того, был подвержен крайней опасности, так как спереди и слева был лес, доступный не только для пехоты, но и для кавалерии. Усиленная охрана этого фланга была необходима. Между тем сторожевая служба велась настолько небрежно, что не только казаки постоянно рыскали в лесу, но он был прекрасно обрекогносцирован Толем и другими офицерами квартирмейстерской части.