Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том IV

Как отнеслось общество к самому факту пожара Москвы? Известно, что, увенчав своим величественным заревом Отечественную войну 1812 г., пожар Москвы стал источником красивой патриотической легенды. Легенда о пожаре, как и всякая легенда, возникла в результате целого ряда действительных фактов, рассматриваемых сквозь призму известного определенного настроения.

Французы взяли Москву, французы ее жгут — вот общий голос, раздавшийся в России по взятии Москвы. Так объясняют пожар московские жители, не успевшие бежать или пробравшиеся в столицу после ее занятия французами, так говорят со слов московских беглецов жители подмосковных, так смотрят на дело в армии. «Французы грабили и оскверняли храмы Господни, сожгли почти всю нашу древнюю столицу и вышли из нее, пробыв в ней больше месяца», пишет современница Л. И. Золотухина. «Наш милый, родимый город, — пишет другая современница, — представляет лишь груды пепла… Не успевшие бежать из города подвергаются ужасным пыткам… В их глазах жгут и разоряют дома их господ, для спасения коих многие из них остались… Наполеон, иначе сатана, начал с того, что сжег дома с их службами». Когда спрашивали жителей Москвы, почему они не тушат пожара, то некоторые, по словам Шевалье д'Изарна, отговаривались страхом, что французы убьют их, если они будут тушить. «Москву французы зажигали», значится в рапорте остававшегося при французах в Москве чиновника горного правления Тихонина обер-берг-гауптману Соймонову от 20 ноября 1812 г. Обвинение французов встречаем у иерархов в их проповедях, в торжественном молитвословии по поводу одоления Наполеона, в официальном известии о пожаре, написанном А. С. Шишковым, наконец, в Высочайшем рескрипте 14 ноября 1812 г. В рескрипте упоминается о враге, который нанес ущерб России «не преодолением противопоставленной ему обороны» и «не силою осадных орудий», «но действиями неприличных и срамных для воина зажиганий, грабительств и подрываний». В начале 1813 г. И. М. Муравьев-Апостол видит в Москве «величественную жертву спасения нашего», закланную «на алтаре Отечества», но пожар, по его мнению, устроен французами, «сволочью Наполеона»; Москва, — столица пылает и злодей, осклабясь на зарево ее, мечтает: «нет более России». В ноябре 1812 г. «Вестник Европы» с негодованием отвергает всякую возможность подозрения русских в московском пожаре. Утверждая, что русские сожгли Москву, «Бонапарт лжет на душу свою». «Кто же был зажигателем и опустошителем Кремля, в который не впускали ни одного русского человека, кроме несчастных страдальцев, употребленных в работу? Он думает, что отразил на русской народ все поношение, приказавши по кровожадной привычке своей повесить нескольких простаков (а может быть, и бездельников), пойманных будто бы в зажигательстве!» Наполеону было чрезвычайно важно отклонить от себя подозрение в уничтожении столицы. Отсюда его знаменитые бюллетени. В письме к императору Александру от 20 октября 1812 г. всю ответственность за пожар Наполеон целиком слагает на Ростопчина и его подчиненных. С Ростопчина обвинение переходит и на другие лица: по словам Боволье, при сдаче Москвы приказ о ее сожжении дал Кутузов[162]. О том, что русские могут сжечь Москву, говорили французам и жившие в Москве иностранцы, пришедшие к этой мысли еще при самом приближении Наполеона к столице, в виду крайнего обострения националистического чувства в ее жителях. Пожаром Москвы грозил французам Милорадович, если они не дадут времени вывезти из Москвы обоз и часть артиллерии. Русские, по мнению французов, устроили пожар, и это с французской точки зрения было тем более бесполезным варварством[163], что съестные припасы, которые надо было прежде всего истребить, сохранились в изобилии в подвалах. Но, не лишив французов продовольствия, пожар не дал Наполеону почить на лаврах и явился одной из важных причин расстройства его великой армии. Естественно, что бюллетени, печатаемые в «Монитере», в странах и общественных кругах, враждебных Наполеону, были приняты в совершенно нежелательном для Наполеона смысле. Пожар Москвы — это новая беспримерная жертва со стороны русских для защиты отечества. Таково представление о пожаре, слагающееся особенно в Англии, — в стране, руководившей в борьбе с Наполеоном всей Европой[164]. В конце октября появляется в «Монитере» заключение следственной комиссии о пожарах, и в то время, как большинство русских еще в начале 1813 г. считают разорение Москвы делом французов, граф Ливерпуль в заседании английской палаты лордов уже 18 декабря 1812 г. поднимает вопрос о назначении пособия московскому населению, сжегшему свои жилища.

Возвращение из Петровского дворца (Верещагина)