Хотя сам Наполеон отказался от мысли поднять крестьян обещанием свободы, но некоторые из его сподвижников, как мы видели, считали это возможным. Офицер французской армии Шмидт, оставшийся потом в Москве, на вопрос Ростопчина, какое понятие французы составили себе о наших крестьянах, отвечал: «Хотя большинство и считало их тупоумными, но полагало, что их легко возбудить к восстанию и привлечь на свою сторону». Дело не обошлось без попыток в этом направлении. В сентябре 1812 г. в имении гр. Бобринских (Ефремовского у., Тульской губ.) какие-то люди в немецком платье проповедовали с телег собравшемуся народу, чтобы они не пугались Бонапарта, что он идет на Россию, чтобы освободить крестьян, дать им волю и уничтожить помещиков. По требованию одного проезжавшего в это время дворянина оратор был арестован и отправлен в Тулу к губернатору[22]
. — В Нижегородской губ. был арестован, как шпион, крестьянин Витебской губ. Рачков; при допросе он показал, что помещик его, Сверчков, обмундировал и вооружил на счет французов всех своих крестьян, повел их в Ковно, и они шли с французской армией до Москвы (и обратно до Смоленска). На пути в Москву, в Смоленске, Рачков, 2 его однодеревенца и 2 француза, говорившие по-польски и по-русски, призваны были к Наполеону и получили приказ идти в низовые города для осмотра крепостей и склонения народа в подданство Наполеону. Рачкову был дан билет на русском языке до Перми, другим — до Казани. Им было обещано, что по возвращении в Польшу они получат 100 рублей. Товарищи ушли раньше, и Рачков не виделся с ними. Чрез Москву он пошел на Касимов, оттуда в Нижний Новгород и затем по нагорной стороне. На ночлегах он соблазнял крестьян обещанием свободы, если они перейдут на сторону Наполеона, себя же выдавал за разоренного неприятельским нашествием[23]. Пастух Тимофеев, крестьянин Витебской губ., был предан суду за «изменнические речи». В Симбирске почтальон Александров сказал дворовому одного чиновника, что в Петербурге и Москве есть уже повеление о даровании вольности всем помещичьим крестьянам и что скоро и в Симбирске оно будет получено и объявлено не чрез помещиков, а чрез почтальонов. Среди дворовых, принадлежавших помещикам, жившим в Нижнем Новгороде, распространились в 1812 г. слухи, что «господские крестьяне оброку платить не будут». В начале июля 1812 г. комитет министров получил от Ростопчина донесения священников двух сел княгини Голицыной, Гжатского у., Смоленской губ., о возникшей между тамошними крестьянами «старообрядческой секты», инициаторы которой (из числа самих крестьян), «делая с них разные поборы угрозами» и «обещанием свободы из владения помещика» и царствия небесного, «записали уже в раскол свой более полуторы тысячи душ».Рисунок из книги Buddeus'а Volksgemalde, 1820 г.
Оставление Москвы на жертву французам вызвало сильное раздражение против имп. Александра. Великая княгиня Екатерина Павловна писала брату 6 сентября из Ярославля: «Недовольство достигло высшей степени, и вашу особу далеко не щадят. Судите об остальном по тому, что это доходит до моего сведения. Вас открыто обвиняют в несчастии, постигшем ваше государство, в разорении общем и частных лиц, наконец, в том, что обесчещены и Россия и лично вы. Не один какой-нибудь класс населения, а все единогласно кричат против вас… Не бойтесь катастрофы в революционном смысле, нет! но предоставляю вам судить о положении вещей в стране, главу которой презирают…. Жалуются, и громко, на вас». — «Вас обвиняют в бездарности» (ineptie), писала великая княгиня 23 сентября[24]
. А вот выражение негодования (в сентябре 1812 г.) одного русского стародума, который видит в XVIII веке и во французских авторах начало нашего «морального развращения»: «Теперь мы пожинаем плоды сих наставников и учителей:… взведен на престол государь, не знающий ни духовных, ни гражданских законов и прилепленный к одному только барабанному бою и солдатской амуниции. Министры достойные — в отставке, а глупые — налицо». Из 50-ти губернаторов девять десятых — дураки, такое же количество и из архиереев «если не блудники, то корыстолюбцы… Царя Соломона одарил Бог премудростию свыше, а у нашего отнял и людей право-правящих и дальновидных… В железный год ополчение, рекрутчина, лошади, поборы с крестьян и помещиков»[25]. Негодование проникло и в низшие классы населения: один однодворец Обоянского у., Курской губ., в октябре 1812 г., в присутствии нескольких других однодворцев, сказал: «Наш государь проспал Москву и всю Россию»[26].авторов Коллектив , Владимир Николаевич Носков , Владимир Федорович Иванов , Вячеслав Алексеевич Богданов , Нина Васильевна Пикулева , Светлана Викторовна Томских , Светлана Ивановна Миронова
Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Поэзия / Прочая документальная литература / Стихи и поэзия