Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том V

«В то время, как французские мародеры, — рассказывает один анекдот, — шатались еще по Бельскому уезду, несколько человек вошло в избу, где, кроме бедной старой крестьянки, никого не было. Преследуемые голодом французы тотчас начали требовать с угрозами, исковерканным русским языком хлеба и млека. Старуха поспешила им отдать свой остальной кусок хлеба, но на второе требование отвечала, что молока у ней нет, что всех коровушек и овечек ее французы отняли и порезали, что осталась у ней одна коза… „Куди коза?“ закричали французы. „Там, родные, — отвечала старуха, — на дворе, в хлеве“.-„На двор козак!“ закричали опять французы и давай Бог ноги. Они не поняли старухи и вздумали, что она толкует им о спрятавшихся козаках на дворе. Как тут не убежать!» («С. От.», 1812 г., № 4, стр. 128).

«Пленный русский офицер говорит с Наполеоном». Грав. Галактионова к роману Булгарина «П. Выжигин», Спб., 1831.

С удовольствием отмечают при случае рассказы и анекдоты верность и преданность крестьян помещикам, чье добро они охраняют от разорения (напр., крестьяне г-жи Прянишниковой, с. Володимирово, в 40 верстах от Москвы. «Сын Отеч.», 1812 г., № 10), или изображают самоотвержение дворовых людей, которые, «не щадя ничего, старались спасти своих господ от бедствий», что, по словам поэтессы Буниной, опровергает «гнусную клевету малодушных французов» и доказывает, что «мы нередко в рабах своих имеем истинных друзей» («В. Евр.», 1812 г., № 19–20); очень любопытен рассказ в «Сыне Отеч.» (1813 г., XII ч., стр. 297) о том, как оброчные крестьяне, узнав, что барин их (А. И. Д…) принужден удалиться в Нижний Н. с больной женой и не имеет там пристанища, покупают ему дом за 3.000 р., нанимают за значительную цену врача, ставят бесплатно подводы и «на обзаведение его дома после московского разорения» собираются поклониться 20.000 руб.; еще любопытнее заключение к этому рассказу: «Благочестивый русский человек скажет — вот плоды родительского семейного правления!» Просвещенный европеец отнесет поступок сей к невежеству, глупости и рабству нашего народа. Спрашивается: «кто из них прав?» «Достохвальная и неимоверная приверженность русских слуг к господам» бывает такова, что ее трудно чем-либо вознаградить: «денежное пособие и отпущение вечно на волю все было бы мало и обыкновенно; ибо сими возмездиями, а особливо последним, не всегда награждается верный слуга, но часто развратный холоп, тяготящий помещика своего», — так, по-видимому, и оставались без награды крепостные герои, эти «рабы благополучны», как они сами себя называют («С. Отеч.», 1812 г., № 3).

Укажем еще на отношение патриотического анекдота к евреям (см. «Анекдоты достопамятной войны»… С. Ушаков); таков анекдот «Человеколюбие евреев» (ч. II, стр. 106), где рассказывается о похвальных поступках лепельского еврейского общества, облегчившего русским войскам переход через Березину и ухаживавшего за ранеными; рассказчик утверждает, что евреи показали себя во время войны «истинными сынами России»: «несмотря на все ухищрения безбожного Наполеона… остались приверженными к прежнему своему правительству и в возможнейших случаях не упускали даже различных средств доказать на опыте ненависть и презрение свое к гордому и бесчеловечному утеснителю народов и искреннюю любовь к славе и благоденствию России».

Было бы долго разбирать весь пестрый анекдотический сор, чтобы после тщательной критической промывки добыть ценные зерна исторической правды, найти в нем любопытные частные черты, те малозаметные бытовые клеточки, из которых слагается живая ткань действительности; для нас анекдоты интересны не только как элементарные отражения быта и событий Отечественной войны, но и по своей несомненной связи с последующей литературой повестей и романов, относящихся к 12 г.: авторы берут отсюда иногда форму, чаще материал и даже роднятся в самом тоне повествования, в распределении, до лубочности резком, света и тени. Так, в форме художественного анекдота ведет рассказ Нестор Кукольник — «Староста Меланья» (1846 г.); как материалом пользуются анекдотами Булгарин и Загоскин, который, напр., в своем «Рославлеве» целиком перепечатывает (т. III, изд. 1831 г., стр. 295–301) апокрифическую беседу Милорадовича с Мюратом (см. «С. Отеч.», 1812 г., № IX, 99–103, и «Анекдоты достопамятной войны», ч. I, 97–102)[116].