Отечество

Чон Ок вспомнила август 1945 года. Тогда страна освободилась от колониального ига. Поселок понемногу стал преображаться, появились новые дома, столовые и магазин. Сами собой исчезали мелкие лавчонки и трактиры. Но остались добротные дома под черепичной крышей. Эти дома и их хозяева врезались в память Чон Ок на всю жизнь.

…Шахта их была построена много лет назад, когда Чон Ок бегала босоногой девочкой. Деревня в долине жила своей привычной жизнью — сеяли рис, занимались рыболовством. Крестьяне не имели и понятия о каких-то машинах. Окрестные сопки сплошь были одеты густым лесом. Только кое-где лес расступался и на полянке можно было увидеть хижину хваденмина[5].

Этот нетронутый край и привлек внимание дельца с Юга. Он нанял людей, которые ковыряли сопки, искали и нашли уголь, руду и золото. Но жила оказалась бедной, добыча золота не окупала и десятой доли вложенных капиталов. На рудниках дело тоже не клеилось, и вскоре хозяин их забросил, сосредоточив все внимание на угольных шахтах. К тому времени японские власти проложили дорогу от морского порта Вонсан к Пхеньяну. Потребовалось много топлива для новой железной дороги.

Девочка Чон Ок не раз с ужасом глядела на нескончаемые вереницы тележек и тачек с углем. Босые, все в угольной пыли, люди, обливаясь потом, тянули груз вверх по горной дороге до ближайшей станции. В ушах и до сих пор, как протяжный стон, звучит «Э-хе-я!», повторяемое с тупой настойчивостью измотанными рабочими. И за все это — только гроши в конце недели, их едва хватало на миску чумизы. Скрипят повозки с углем мимо богатого дома с черепичной крышей, и рабочие зло сплевывают: «Будь ты проклят, старый боров!» Иначе они и не называли хозяина шахты, как «старым боровом».

Потом дела у «старого борова» пошли все хуже и хуже. По соседству обосновалась японская акционерная компания «Тэдон». Она тоже приступила к добыче угля и повела дело с размахом — возникла подвесная дорога, электрифицированная узкоколейка, прибыли экскаваторы и другие машины. И уголь потоком хлынул с шахт компании. «Старый боров» разорился, и его шахты перешли к японским хозяевам. В доме с черепичной крышей теперь поселилась семья старика акционера. Он-то и взял к себе в дом маленькую Чон Ок, когда ее родители умерли. В присутствии гостей он нередко подзывал девочку к себе и говорил:

— Вот, полюбуйтесь, моя приемная дочь. Бедняжка — круглая сирота, натерпелась она, как тут было не сжалиться. Правда, у меня самого пятеро сыновей. Родственников у нее не осталось, и вся забота на мне — подрастет, глядишь надо подумать о ее замужестве. И обо всех-то у меня болит сердце. А ведь кругом не люди, а истые звери… Им не понять моих чувств. Теперь у меня лишний едок прибавился, шесть ребят ходят в школу… Сами подумайте, забот не оберешься.

Но гости уходили, и Чон Ок превращалась из «дочери» в судомойку и прислугу. Особенно доставалось девочке от жены акционера, хитрой и двуличной женщины, в прошлом гейши. Она заставляла Чон Ок топить печь, носить из колодца воду, мыть полы. А «нареченные» братья любили издеваться над Чон Ок, дрались и дергали ее за волосы.

Так, однако, продолжалось недолго. Когда Чон Ок исполнилось тринадцать лет, скончался хозяин дома. Бывшая гейша отдалась своему прежнему занятию. Двое сыновей старика от первой жены, а также Чон Ок оказались на улице. Мальчики нашли прибежище у родственников своего отца, но Чон Ок некуда было податься. Несколько дней она скиталась по поселку, пока наконец добрые люди не помогли найти ей давнего друга отца — хваденмина. Старик и взял к себе Чон Ок. А через несколько дней помолвил со своим сыном, болезненным и горбатым мальчиком, на два года моложе Чон Ок. Деревенские мальчишки не преминули поиздеваться над девочкой: «Вот невеста горбатого!» Сама же Чон Ок не знала о помолвке и недоумевала, почему ее так дразнят.

Как-то спустя год жена старика послала девочку веять чумизу. Чон Ок не справилась, она едва доставала до веялки, и зерно просыпалось на землю. «Ну и послал нам бог сноху, — возмутилась старуха, — белоручка, привыкла чужой хлеб есть, а ты работай за нее!» Она с неприязнью смотрела на девочку, как будто та виновата в том, что мала ростом и слаба здоровьем. Но в глухой деревушке были свои законы. Невеста должна быть сильной и ловкой, иначе зачем брать ее в дом? Маленькая, щуплая Чон Ок со слезами на глазах слушала брань будущей свекрови.