Отечество

Соломенная крыша дома, где разместился взвод разведчиков, наполовину скрылась в сугробах. Едва удалось открыть дверь. В комнате спали два партизана, которым ночью предстояло идти в горы. На плите дымился котелок, пахло жареной свининой.

У Чон Ок еще оставалось время, и она решила прилечь. Девушка так и не смогла сомкнуть глаз. Но нервы ее были напряжены до предела, казалось, что тело резали острым ножом. В усталой голове вспыхивали искры множества мыслей, они гасли так же внезапно, как появлялись. Девушка встала, подошла к Тхэ Ха. Он сидел неподалеку от ее койки, на коленях у него была книга. Читал он или думал о чем-то своем — трудно было разобрать.

Чон Ок снова прилегла, она долго пыталась уснуть, но так и не уснула. Наконец она поднялась и стала укладывать вещи в рюкзак.

…Миновала полночь. Тем временем ветер усилился, он заунывно выл и бросал в оконные стекла пригоршни снега. С первыми петухами в комнату вошел весь заиндевевший связной. Он стоял на пороге, отряхивая снег с сапог.

— Пойдемте, пока не рассвело, — он снял ушанку из собачьего меха, сметнул с нее снег и широко улыбнулся.

— Тхэ Ха, не провожай меня, тебе надо поберечь силы… Когда будешь в поселке, помоги маме, — сказала Чон Ок, направляясь к двери.

— Хорошо. Не беспокойся, — Тхэ Ха поднялся с пола.

На дворе громко запел хозяйский петух. Ему дружно ответили петухи с других дворов, но их кукареканье тут же потонуло в завывании пурги.

Трое вышли на улицу. Ветер сбивал с ног. Чон Ок зашаталась и упала в снег. Тхэ Ха помог ей встать. Но вот кончилась тропинка, петлявшая по склону горы, и вдали показалось железнодорожное полотно. Чон Ок остановилась.

— Возвращайся, — она взяла его руки в свои.

Так они стояли с минуту. Тхэ Ха мягко отстранил руки Чон Ок, заглянув ей в глаза. Они сверкали в темноте, как два маленьких золотых луча, в них была тревога и мольба…

— Ты обо мне не беспокойся, — Тхэ Ха прижался щекой к ее щеке, и ему показалось, что по его лицу бегут ее слезы. Он крепко сжал ее маленькую руку — она дрожала.

— Я так боюсь за тебя, ты такой отчаянный, обещай мне не рисковать собой. Помни обо мне, — улыбнулась Чон Ок грустно. Ее улыбка сказала все лучше слов. Девушка прильнула к Тхэ Ха и провела рукой по его волосам. — Будешь в поселке, сделай что-нибудь для мамы. Обещаешь?

— Ну вот опять за свое!… Конечно, обещаю, — в эту минуту ему хотелось сказать ей самые нежные слова на свете, но он не смог их найти.

Невдалеке в полоборота к ним стоял проводник. Он два раза кашлянул. Они не обратили на это внимания. Наконец, Чон Ок обернулась в его сторону, кивнула головой: «Сейчас иду».

Чон Ок выскользнула из объятий Тхэ Ха, помахала ему на прощание рукой и пошла вперед.

— Тоже мне расставание устроили, — беззлобно проворчал проводник, когда Чон Ок подошла ближе.

— Чо-он Ок!—услышала девушка голос Тхэ Ха. Она обернулась. Тхэ Ха приложил руку ко рту.

— Я забыл сказать… Жди меня, как договорились. Обязательно! Не забудь!—Он хотел еще что-то добавить, но ничего не сказал и только махнул рукой.

— Хорошо! Буду ждать!—крикнула Чон Ок и побежала догонять ушедшего вперед проводника.

В молочной пелене пурги две фигуры растаяли внезапно. Тхэ Ха хотел побежать за ними и узнать, не случилось ли что, но утонул по колено в снегу. Он снова громко позвал Чон Ок, но теперь его голос слышали лишь черные кусты и море волнистых сугробов.

Глава 27

Среди ночи в американский штаб доставили приказ.

Капитану Уоттону пришлось проснуться. Ему были поручены коммуникации оккупационных войск на протяжении от шахты до Яндока. Весь день, с утра до вечера, Уоттон работал в поте лица: он должен был руководить карательными операциями против партизан, отправлять сводки командованию, устраивать личные дела. Отдыхать было некогда. Но Уоттон — «бывалый военный», его отличительной чертой была пунктуальность — он обедал строго по расписанию и ухитрялся выкраивать час на послеобеденный сон. Каждая минута у него была на учете.

Умел Уоттон устроиться с комфортом и в захолустье. Но все же порой ему приходилось трудно — сказывалось ежедневное перенапряжение. В последнее время он часто просыпался в холодном поту, и перед глазами еще долго плыли неприятные сновидения.

Ему часто снился один и тот же сон — будто он приехал в отпуск в свой город Окленд. Его встречают жена и дочь. И вдруг «красные» нападают на город, и он явственно слышит грохот взрывов. Его дом обрушился, жена ранена. Он тащит ее на руках, и наконец они укрываются под аркой моста. Уоттон кладет жену на землю, укрывает ее и вдруг замечает, что это вовсе не жена, а кореянка, погибшая во время бомбежки.

Уж не та ли эта кореянка, которую он видел однажды? За два дня женщина опухла, он пробовал снять кольцо с ее пальца — и не мог. Оно врезалось в кожу. Уоттон решил отрубить палец. Но только прикоснулся к нему ножом, как лицо ожило и, оскалив зубы, искривилось от боли. Рука мертвой поднялась и отстранила капитана. И вдруг он увидел это кольцо на своем мизинце…