— Пошли!—приказал наконец щуплый солдат, когда последнего арестованного — рабочего мастерской — вывели из склада и скрутили ему руки. Солдат шел впереди, двое лисынмановцев с винтовками наперевес замыкали колонну. По дороге никто не проронил ни слова, будто воды в рот набрали. Только щуплый вояка пронзительно орал иногда, подгоняя арестованных.
Когда они достигли дома «старого борова», было уже за полдень. Из-за поворота был виден дом Тхэ Ха. От этого еще сильнее защемило сердце, он до рези в глазах всматривался в дом. Ворота распахнуты настежь, но ни одного человека во дворе не было видно. Нельзя понять, что же стало с жителями шахтерского поселка. Лишь гулкое эхо винтовочной пальбы отдавалось в душе Тхэ Ха приятной мелодией.
На бывшем посту отряда самообороны поселка теперь стояли лисынмановцы в касках и с винтовками наперевес. Когда перебрались по камням через ручей и обогнули скалу, взору открылись до боли привычные строения шахты. Тхэ Ха заметил брошенные в беспорядке инструменты, вагонетки. Будто над поселком и шахтой пронесся ураган, все расшвырял, покорежил. Ни одного рабочего, ни женщины или ребенка не видно на улице, дома заколочены. Только кое-где истошно лаяли собаки, напоминая, что здесь еще недавно жизнь текла своим чередом. Вдруг послышался громкий плач женщины. Тхэ Ха подумал о матери и невольно оглянулся в сторону своего дома. Отсюда можно было различить, что дверь закрыта. «Что с матерью? Ушла? Хотя бы все было благополучно…» — и он еще раз оглянулся на дверь родного дома, но там по-прежнему было тихо — никаких признаков жизни.
Навстречу по шоссе двигалось с полсотни вражеских солдат. Издали они производили внушительное впечатление, поблескивая касками. Но когда поравнялись, то Тхэ Ха обратил внимание на их разношерстное обмундирование. Некоторые в новых гимнастерках цвета хаки, другие — в старых, линялых, кто в сапогах, кто в ботинках с обмотками. Иные даже в деревенских комусинах. Даже оружие неодинаково — карабины, автоматы, а то и простые винтовки старого образца. Никак не скажешь, что это отряд регулярной армии. Скорее всего, это кучка солдат, измотанных боями, собранных вместе из разбитых подразделений. И только каски у солдат одинаковые, новенькие.
Тхэ Ха впервые увидел южнокорейских солдат. Ну разве же это вояки?
Около рабочей столовой отряд остановился, и солдаты поспешили внутрь помещения. Столовая и шахтерский магазин, продовольственный склад и здание поликлиники — все превратилось в казармы. Рамы без стекол, многие двери сорваны с петель. У входа — горы пустых консервных банок. Ветер носил по земле птичьи перья. На помойных ямах чернели стаи ворон. Да и весь поселок напоминал двор бойни или поле сражения.
Арестованных подвели к помещению столовой. Из окон высунулись солдаты, злорадно посмеиваясь.
— Уже пожаловали?—жуя бутерброд, спросил офицер.
— Немного задержались, господин лейтенант, — поспешно ответил щуплый солдат-конвоир и снял фуражку. Лицо его тут же расплылось в виноватой улыбке.
— Никто не удрал? И этот здесь, что хотел взорвать мост? Красный ублюдок! — со злобой проговорил лейтенант, засовывая в рот остаток бутерброда. Он скрылся и вскоре пинком ноги распахнул дверь столовой.
— Вот он,—щуплый конвоир указал на Тхэ Ха.
Лейтенант подскочил к Тхэ Ха, с размаху ударил его в лицо. Юноша едва удержался на ногах. Тогда лисынмановец вытащил из кобуры пистолет и стал тыкать им в грудь Тхэ Ха. Тот отступил несколько шагов назад, стиснул зубы и в упор ненавидящим взглядом смотрел на своего мучителя. Мелькнула мысль, что лейтенант как раз и есть тот, которого позавчера вечером он столь удачно угостил кулаком.
— Я покажу тебе, как поднимать на нас руку! — С этими словами лисынмановский офицер в приступе ярости сильно пнул юношу кованым сапогом. Черные круги поплыли перед глазами, вдруг закачалась земля, и все же Тхэ Ха устоял.
— А вы что разинули рты!—закричал лейтенант на двух солдат. Один из них щелкнул затвором, но офицер выхватил у него винтовку и принялся прикладом избивать Тхэ Ха. Юноша упал, а озверевший лейтенант все не оставлял свою жертву.
— Ублюдок!… Если бы тебя не захотел допросить господин Уоттон, ты бы отсюда отправился к праотцам, — сквозь зубы процедил лейтенант, направляясь в столовую. Конвоиры подхватили Тхэ Ха с земли и поставили на ноги.
— Ну-ну, нечего притворяться!—проворчал один из солдат.
Тхэ Ха поволокли к зданию бывшей поликлиники.
Дверь хирургического кабинета раскрыта настежь, но там ни больных, ни сестер, ни врачей. По полу разбросаны пачки ваты, бинты, инструменты. Стекла шкафов разбиты. Пол и операционный стол в кровавых пятнах.
В кабинете было трое: два лисынмановца и один иностранец в новеньком обмундировании, с тоненькими усиками. Словно уличный торговец, он показывал на оборудование кабинета, с ухмылкой что-то говорил.
Лисынмановцы удобно расположились в операционных креслах.
— Честь имею… — низко поклонился щуплый конвоир.