Он еще чуть-чуть придвинулся ко мне, наши лица почти соприкасались. Не важно, что было вокруг и кто мог нас увидеть, застать врасплох, все равно каждый проведенный рядом миг делал наше желание еще более острым. Он погладил мою щеку, дотронулся до губ.
– Такой же пыткой, как сейчас, когда я не могу тебя поцеловать.
Он прикрыл глаза и задержал дыхание, стараясь совладать с собой, а мое дыхание участилось. Потом он резко встал.
– Давай сменим тему, если не возражаешь, – попросил он.
– Да, имеет смысл, – ответила я суше, чем намеревалась. – Я уже почти готова спросить тебя, почему… Или это по-прежнему под запретом?
То, что он делал для «Дачи», никак не устраняло сумеречные зоны, и я не была уверена, что долго вытерплю, не требуя ответов на свои вопросы. Он молчит, чтобы защитить нас, утверждал он, но защитить от чего?
– О чем ты собирался со мной говорить? – Я снова пошла в атаку через несколько секунд, которые понадобились мне, чтобы успокоиться.
Он неохотно улыбнулся.
– Надеюсь, ты не рассердишься, что я прекратил страдания Шарля, который только что был здесь. Бедняга почти боялся поздороваться со мной, ну, я и сообщил ему, что ты становишься хозяйкой этого места.
Я тоже встала, хотя у меня подгибались ноги.
– Ой… Значит, это все-таки правда?
Его лицо разгладилось, похоже, ситуация забавляла его.
– Да! Сегодня днем я снова поеду к нотариусу, чтобы ускорить дело.
– Уже?
– Я тебе говорил, что не стоит тянуть… и я по-прежнему так считаю, с каждой минутой мне даже хочется этого больше и больше, вопреки всему, что из этого вытекает.
Можно не уточнять. На моем прекрасном будущем расплылась жирная клякса – это будущее омрачалось его отъездом. Вот она, причина грусти: мое владение «Дачей» и его отъезд неразрывно связаны. Я решила, что неразумно следовать за переменами в настроении и предаваться печалям, застыв посреди двора.
– Извини, мне нужно к Шарли.
Я отступила на несколько шагов, но продолжала смотреть на него: он был огорчен. Я развернулась и убежала на кухню. Он не попытался меня догнать.
Я толкнула тяжелую дверь и проникла в логово своего лучшего друга.
– И что теперь, я должен называть тебя хозяйкой? – воскликнул Шарли.
– Не болтай глупости!
– Я так рад за тебя, ты заслужила. Но, не стану скрывать, я рад и за нас. Подозреваю, что ты не выставишь нас за дверь!
– Вы с Амели нужны мне, вы же всегда будете здесь? Не уйдете?
– Конечно нет! Мы вместе пришли, Эрмина, вместе и уйдем!
Я взволнованно обняла его:
– Спасибо, Шарли.
Дрожащий голос выдал меня.
– Да в чем дело?
– О, так много всего… Я все же побаиваюсь, что не справлюсь… и еще…
– Еще Василий? – спросил он шепотом, как будто опасаясь моей реакции.
– Да…
– Я уверен, что в конце концов у вас с ним все будет хорошо.
Я отпустила Шарли и нашла в себе силы улыбнуться ему. Не стану я отравлять его радость, такую понятную, естественную, которую я должна была бы полностью разделить с ним. Почему все так странно складывается?
– Ты прав! За работу!
– Слушаю и повинуюсь!
Я заставила себя засмеяться и сбежала с кухни.
Василия я нашла у бассейна, и мы, оба одинаково истерзанные, долго молчали, стоя рядом. А потом взялись за работу. Все утро нам было трудно разговаривать. Наш обмен обрывочными репликами касался только конкретных деловых вопросов. Чувствительных тем мы избегали. Его отъезд. Мы. Как и в дни, предшествовавшие большому летнему празднику, он курсировал между своей сингапурской работой в кабинете и управлением «Дачей» бок о бок со мной. Мне хотелось надавить на него, пусть скажет, что у него на душе, что он скрывает. Я сердилась, но не могла не наблюдать за ним исподтишка, и пока он был здесь, я наслаждалась его присутствием.
Ему доставляло удовольствие заниматься делами «Дачи». Почему он предпочел расстаться с родительской гостиницей? Он говорил, что она у меня в крови, но я не одна такая. У него она тоже в крови. Я это видела, видела собственными глазами с первой минуты его возвращения. «Дача» так же делала его счастливым, как и меня, он был здесь у себя дома. Все подталкивало его к тому, чтобы остаться, больше не уезжать. Целиком поглощенная новостью, которую услышала вчера вечером, и ее гипотетическими последствиями, я не успела задуматься о том, что такое для Василия продажа мне «Дачи». И дело не в том, что он отдавал ее именно мне, а в самом расставании с ней. Это означало потерю того, что связывало его с родителями, с сестрой, с прежней жизнью, со своей историей. Зачем такие крайние меры? Даже если он уедет, я могла бы и дальше управлять отелем для него, мне не нужно было становиться владелицей, он мог сохранить «Дачу» за собой, а заодно и связь со своей землей и корнями, раз уж ему посчастливилось их иметь. Но нет, он предпочел перерезать пуповину, соединявшую его с этим местом, к которому он был накрепко привязан несмотря на более чем двадцатилетнее отсутствие.