Отель «Дача»

Я плохо видела его сквозь слезы, слезы сострадания и боли за него, слезы ужаса от того, что сейчас последует…

– Когда мы поднялись наверх, я заметил, какая она бледная, велел сесть, ругая себя, что не заставил ее идти помедленнее. Сначала она только рассмеялась… но… вдруг… ее лицо исказилось, стало как будто прозрачным. Я едва успел ее подхватить, не давая свалиться на землю. Я предпринял все хорошо мне известные действия, чтобы помочь ей дышать. Я кричал, звал на помощь, но по дороге нам не попалось ни одной живой души. Что за бред, идти туда в ноябре… Эммины глаза не отпускали меня, она уже была не совсем здесь, и она все понимала. Но не я. Я не мог. Я хотел помчаться за аптечкой, которую, как последний кретин, оставил в машине!

Его осаждали невыносимые картины, и он зажмурился, задышал быстрее, сжал кулаки. Я молчала, парализованная тем, что узнала. Почему Маша утаила это от меня? Василию понадобилось время, чтобы взять себя в руки и снова обратиться ко мне:

– Она не дала мне уйти к машине, боялась остаться одна… Она нашла в себе силы попросить меня поддержать Самюэля, помочь ему жить без нее. Я пообещал. Потом я поднял ее и понес вниз. За счет адреналина я добрался до машины не упав. Я говорил не умолкая, приказывал ей не покидать меня. Но было слишком поздно, и когда мы наконец очутились внизу, она уже ушла. Но я все равно старался, долго делал массаж сердца, хотел, чтобы она вернулась. Врачам скорой пришлось отрывать меня от Эммы…

Он встал, подошел к окну, подставил лицо ночному ветру и, все так же стоя спиной ко мне, продолжил рассказ. Он не мог остановиться, говорил и говорил. Выплескивал переполнявшие его эмоции. Ему нужно было дойти до конца. Ничто бы не заставило его замолчать, да и что я могла ему сказать? Какие слова в состоянии смягчить такое горе, утолить такую боль?

– Мой мир рухнул… После того как я потерял сестру, я потерял и Самюэля, которого считал братом. Для него я был единственным виновником смерти любимой. Он вычеркнул меня из своей жизни. Его горе было ужасающим, разрушительным. Он покинул наши края назавтра после похорон, не сказав мне ни слова. С тех пор и до сегодняшнего дня мы ни разу не виделись… А я все глубже проваливался. Я не смог спасти свою сестру и уничтожил жизнь Самюэля… Напрасно родители повторяли мне, что я ни в чем не виноват и что всем было известно: рано или поздно Эмма нас покинет. Я не хотел ничего слышать. Я много пил, пытаясь поспать ночью и отогнать кошмары, если все же удастся заснуть, но алкоголь не помогал, и я все равно видел горе матери и негодование отца, наблюдавших, в какое ничтожество я превращаюсь. Отец понимал, как мне плохо, он вообще все понимал и ужасно страдал от утраты дочери, но при этом сохранял достоинство и потому не мог взять в толк, отчего его собственный сын не способен распрямиться и принять действительность. Мне было стыдно, ох, как же мне было стыдно, но я не мог вырваться из порочного круга, в который сам себя загнал. И тогда я нашел единственно возможный выход – уехать. Я поклялся себе, что не появлюсь здесь, пока не почувствую себя достойным того, чтобы предстать перед ними, не причиняя им страданий. Несколько телефонных звонков, и все было улажено. Я нашел работу на другом конце света… Родители отпустили меня…

Он стоял ко мне спиной, но даже по ней я видела, как сильно он устал. Пережитое им испытание было гораздо тяжелее, чем я себе представляла. Он столько выстрадал, и его страдание никуда не делось – оно все время напоминало о себе. Он как будто научился жить с этой болью, запрятанной глубоко внутри. Он не создал семью, у него были только его работа и он сам, а вечной спутницей стала эта трагедия.

– А потом появилась ты, Эрмина… За три месяца до моего отъезда. В тот самый день, когда ты вечером вошла в отель, мне сообщили, что я принят на работу… Я едва не остался – из-за тебя, ради тебя…

Он обернулся, и мне бросилось в глаза, что он как-то вдруг осунулся.

– Зачем же ты уехал?

– Меня одолевала ярость, я погряз в саморазрушении, и, останься я здесь, я заодно все бы разрушил и вокруг себя. Я больше не владел собой. Вспомни клиента, который цеплялся к тебе.

Я грустно улыбнулась:

– Я подумала, что ты его ударишь.

– Ну, до такого я бы не дошел… Но ты избегала меня все последующие дни. Я сделал вывод, что напугал тебя… Ты была все время настороже, к тебе было трудно подступиться. Ты никому не доверяла.

– Меня просто потрясло, что ты меня защитил, потому что до тебя никто не вставал на мою защиту. И я избегала тебя, не понимая, что со мной происходит. Меня тянуло к тебе, и я не знала, что с этим делать.

– Мы оба были изранены… Но это ничего не меняло. Я не был достоин тебя.

Я досадливо тряхнула головой, перебирая все нагромождение несуразностей – недавно он употребил очень точное слово – в нашем поведении.

– Почему ты ни разу не объявлялся здесь с тех пор?

Он улыбнулся, как человек, давно лишившийся иллюзий.