Отель «Дача»

Самюэль, видимо, ждал моего звонка, потому что сразу ответил и не удивился, когда я спросила, могу ли приехать. Он предложил встретиться сразу после полудня. Мы с Василием пообедали вдвоем на террасе ресторана. Обед прошел в почти полном молчании. Похоже, у нас у обоих уже не осталось сил на разговоры. Нам просто хотелось быть вместе, украсть еще несколько минут, несколько часов наедине.

– Сегодня вечером меня не будет. Я сказал Габи, что улетаю в понедельник, и пообещал поужинать у него.

– Бедный Габи, он расстроится…

– Он надерет мне уши, как когда я был мальчишкой.

Я сумела улыбнуться:

– А ты ему позволишь, потому что это Габи.

Его смех пролил бальзам на мою душу.

– Поезжай, Самюэль будет ждать тебя. Если сможешь, поцелуй от меня Александра и Роми.

– Обещаю постараться.

Перед тем как уйти, я остановилась перед Василием, опустила ладонь на его щеку и осторожно поцеловала в другую. Я тоже пыталась удовольствоваться тем, на что имела право. Мне было этого мало, но я не хотела упускать случай хотя бы прикоснуться к нему, пока это возможно. Он едва слышно выдохнул мое имя и следил за мной, пока я садилась в «мехари».

Весь путь к Самюэлю, к купленному для Эммы дому, в котором он заставил меня жить, соврав, что это наш дом, я усердно старалась сохранять грустное спокойствие, подаренное мне Машиным письмом. Я там ни разу не была после того, как опять поселилась на маслобойне. Я погудела, сообщая о своем приезде. Прибежали Алекс и Роми в купальниках, и я их крепко обняла, запрещая себе плакать. Самюэль откашлялся, предупреждая, что подошел.

– Привет, – поздоровалась я.

– Привет… Не стой посреди двора, пойдем.

Он напомнил детям, что просил их не беспокоить нас. К моему удивлению, они не стали возражать. Я быстро поняла почему и рассмеялась:

– Ты соорудил бассейн? Я и не знала.

– Да, они только начали его осваивать в эти выходные. Я сделал его тайком, поставил забор, наплел им, что привожу в порядок территорию, и, как ни странно, Роми не совала туда свой нос.

Он смотрел на наших детей с такой любовью, что я отвела взгляд. Я робко сделала несколько шагов по саду. Этот дом был словно прекрасный ларец в гуще типичных сосен Руссийона, а вдали, в просветах между ними, виднелись пейзажи Бонньё. За два года Самюэль все достроил и отремонтировал. Проходя мимо, я заглянула в открытую дверь – внутри было очень красиво. Это был его дом – их дом, – но он бы никогда не стал моим. Я села в беседке, оплетенной вьющимися растениями, над моей головой носились насекомые. Мы долго молчали, пряча глаза. Меня поразили покой, безмятежность и тишина сада и дома, такие непривычные для меня, чувствующей себя как рыба в воде в постоянной суматохе «Дачи».

– Эмма была привязана к этому дому? – тихо спросила я.

– Она его обожала. – Глаза его заблестели.

– Ты любил меня, Самюэль?

– Не сомневайся…

– Но ты так и не забыл ее?

Он потупился:

– Нет, и я буду любить ее всю жизнь. Я думал, что умру от горя, когда ее не стало. Без тебя я бы никогда не справился… Ты помогла мне, сама того не подозревая. Ты нуждалась в защите, и это заставило меня жить… Но на этом мы продержались лишь какое-то время… Я не умел любить тебя по-другому. Но в какой-то момент ты перестала нуждаться в защите… А я хотел, чтобы у нас с тобой была жизнь, о которой я мечтал с Эммой.

– За одним незначительным исключением: я – не она…

– Нет, ты не Эмма. И это прекрасно. Ты чудесная именно такая, как есть… И все-таки я верил, что смогу оторвать тебя от «Дачи». Но ты хочешь там остаться так же, как она стремилась оттуда уйти.

Он горько усмехнулся.

– Почему ты так и не рассказал мне о ней?

– После ее смерти мне потребовалось много времени, чтобы прийти в себя. Когда я встретил тебя, я был еще слаб, боялся снова впасть в отчаяние и пытался убедить себя, что она была некой далекой мечтой. Я не хотел создавать проблемы Джо и Маше и лишать их тебя, тем более что я видел, насколько ты к ним привязана. А потом уже было слишком поздно, я любил тебя и не готов был потерять… А если бы я рассказал тебе об Эмме, мне бы пришлось говорить и о нем…

Теперь уже мне сделалось неловко и подошла моя очередь опустить голову.

– Эрмина, я его знаю – во всяком случае, знал – как облупленного. Василий был моим двойником, близнецом… Для меня очевидно, что, несмотря на свое тогдашнее состояние, он видел только тебя… А ты… ты старалась никогда не заговаривать о нем, но я замечал, что ты вздрагивала в тех редких случаях, когда Джо или Маша произносили при нас его имя. Неужели ты полагаешь, что за все годы, пока мы жили на маслобойне, я ни разу не наткнулся на его вещи? Я предпочел молчать, чтобы не спровоцировать катастрофу в нашей жизни…

Какая же я все-таки наивная: да, он, конечно, поселил меня в доме Эммы, но я-то долгое время заставляла его жить у Василия. Как же он страдал и с каким трудом обуздывал злость… Я была ни при чем, мне тогда ничего не было известно, но меня все равно накрыло чувство вины.

– Прости меня…

Он скептически пожал плечами.

– Что было между вами двадцать лет назад? Теперь я имею право спросить…