Отель «Гонолулу»

— Интересно, — протянул я. — Итак, грубая реальность в лице безответственного водителя на проселочной дороге штата Мэн смела все его инфантильные и нежизнеспособные фантазии.

— Какого хрена все это значит?

— Это значит, что все его ужастики не столь ужасны, как автомобильная авария, — пояснила Роз. — Верно, папочка?

Мы с Роз обсуждали все это недавно на пляже, угощаясь мороженым, как раз в тот день, когда мы видели жука, попавшегося в след ноги.

— Ты просто завидуешь Стиву, — попрекнула меня Милочка.

Может, и завидовал, ведь Милочка никогда не проносилась на роликовых коньках, слушая аудиозапись какой-нибудь моей книги.

— Я нисколько ему не завидую. Мрачный, гнетущий вымысел, чему тут завидовать? Наверное, для автора ужастиков будет благотворным напоминание о том, что такое настоящий ужас. Не пес, покусанный летучей мышью — воплощением дьявола и преследующий мать с сыном, не призраки, травящие писателя, запертого в полуразвалившемся старом отеле, не поджигательница, воспламеняющая взглядом, и не сумасшедшая школьница, одаренная ясновидением и решившая поквитаться с одноклассниками…

— Ты закончил?

— Нет, — сказал я. — Перелом ноги — вот настоящий ужас. Настоящий писатель мог бы напомнить ему об этом.

— Такой писатель, как ты?

— Такой, каким я был.

— А что значит «благотворный»?

— Который идет тебе на пользу, — пояснила Роз.

— Телигентно! — вздохнула Милочка. Она отлично улавливала интонации дочери и чуяла педантизм, но не могла усвоить урок этого педанта. Роз не раздражала ее, а вызывала изумление, словно Милочка глазела на невиданное уродство. Случалось, что страдавшие подагрой гости ковыляли через вестибюль, а Милочка провожала их взглядом от входа до лифта, буквально разинув рот.

— Как тот человек на пляже: он играл в песке и чуть было не погиб. Это хуже любого ужастика, потому что это было на самом деле, — сказала Роз.

Тот человек поправился и вернулся домой. Роз радовалась за него, но все так же цеплялась за установившийся ритуал, и еще много дней я продолжал подтыкать ей одеяло.

Нелегкое дело — угомонить столь живого ребенка. Я был так поглощен своими обязанностями в гостинице и вечерней возней с Роз, что о визите Дж. Ф. К.-младшего вспомнил, лишь когда тот уже покинул остров.

— Угадай, кто побывал у нас в городе? — намекнул Бадди.

Мне не хотелось затрагивать эту тему в разговоре с Милочкой, но как-то раз я все же отважился. В конце концов, мной двигало не праздное любопытство, ведь я знал (а Милочка не знала), что она приходилась Кеннеди сводной сестрой. Уроки подводного плавания Джону давал Найноа, приятель Милочки. Может, она виделась с ним?

Она улыбнулась, покраснела так, что и губы зарделись, и глаза вспыхнули, похорошела необычайно — неотразимая кокосовая принцесса.

— Какой он?

— Не помню, — ответила она.

76. Великая ночь Бадди

Когда наш богатый друг Ройс Лайонберг, строивший столько планов, покупавший титановые часы и новую машину, внесший аванс за африканское сафари (охота на горилл в Уганде), распространявшийся насчет того, как он счастлив, как влюблен в жизнь, какой прекрасный подарок готовит своей возлюбленной Рейн, племяннице Бадди, совершил тщательно спланированное самоубийство — ведь никак нельзя счесть случайностью смерть человека, который выезжает на обрыв над Пали и там удушает себя, зажав кончик галстука дверцей своего «Лексуса», — когда мы осознали это событие, Бадди перестал разглагольствовать о будущем и стал намного счастливее. Теперь его гораздо больше интересовало прошлое.

Помоги написать про мою жизнь, — попросил Бадди. Как-то раз он уже надиктовал мне одну историю с моралью: «Не дергай пса за член». Это только начало, говорил Бадди, еще столько всего надо рассказать. Ностальгическое настроение его красило. Теперь Бадди предпочитал общаться с людьми, готовыми напомнить ему, какие остроумные реплики он подавал, какие подвиги совершал. Бадди больше не планировал провести кампанию за сохранение конкурса полуобнаженных исполнительниц хулы, обзавестись собственной радиопрограммой, открыть казино на корабле за пределами территориальных вод или ресторан с вращающимся верхним этажом на вершине вулкана Коко-Хед.

— Нельзя загадывать на будущее, — говорил он. — Лайонберг сам напросился. Это бачи.

Так на местном наречии называется накликанная беда, проклятие, вызванное собственной неосторожностью.

Бадди теперь засыпал очень поздно, а порой и вовсе не ложился. Худшего постояльца в отеле «Гонолулу» не было из бара он уходил последним, в кафетерии ему никто не мог угодить, он шумел, все время чего-то требовал, а уж по части детских капризов ему и мадам Ма в подметки не годилась. Но он был тут хозяином, и я ничего не мог поделать.

Пьяницы вечно повторяют одно и то же — вот и Бадди произносил уже в третий или четвертый раз:

— Хочу танцевать.

Обычно по вечерам он накачивался так, что на ногах не стоял — какие уж тут танцы, — но я, подавляя зевоту, поддакивал. День был длинный, не хватало еще, чтобы Бадди пустился в воспоминания.

— Танцевать со Стеллой, — сказал он, поразмыслив.