Отель «Калифорния»

— Да. Это… — Стас снова обернулся. — Я, Кит, даже близнецы — цельные. Душа полностью, а она… Словно она потеряла какие-то части, словно ее разорвали. Мерцает странно, как кадры в черно-белом фильме, рябит.

— Ты говоришь, что нашел ее…

— Наткнулся, — снова нервное движение головы, снова волосы, упавшие на глаза. — Бродила вдоль дороги как потерянная, как будто… Как будто ее наркотой накачали. Какой-то специальной наркотой. Не уверен, что она понимает, где вообще находится.

— Почему ты сразу не пришел ко мне? Почему не привел ее с собой? — Мы углублялись все дальше в лес, но шум с дороги еще был отчетливо слышен. Стас уверенно петлял между деревьями, сворачивая то на одну, то на другую тропинку.

«Следуй за белым кроликом», — промелькнуло в голове дурацкое. Дурацкое и тоже какое-то нервное.

Я отмахнулась от глупой мысли. А мой провожатый хранил молчание, словно и не услышал вопроса.

— Ты сначала должна ее увидеть, — наконец-то ответил призрак. — Может, в отеле ей не место.

— Ключ был на стойке.

— Ну и что? — почти зло спросил мальчишка. — Мой тоже был на стойке, — прозвучало со злобной иронией, издевательски. Призрак обернулся, остановился на миг, сверкая глазами, кривя губы.

— Стас…

— Речь сейчас не обо мне, в любом случае, — он снова уверенно зашагал вперед. — Если бы в отеле никого не было… Возможно, я бы привел ее к тебе, но…

— Там близнецы, — закончила за парня.

— Да, — подтвердил он мои предположения. — Там близнецы и теть Роза. А я сильно сомневаюсь, что после записи в книгу девушка станет нормальной. Такое… ни один отель не исправит. Ни один ключ. Какой, кстати, номер?

— Пятый, — пожала плечами.

— Пятый… — протянул парень задумчиво. — Пятый…

Я не помнила каких-то особых косяков за пятым номером. Последний раз лет двадцать назад в этом номере жила Алевтина — девушка, погибшая во время семейной ссоры. Муж толкнул ее, и Аля ударилась виском о тумбочку. Умерла моментально. Непреднамеренное убийство.

Муж скончался в камере. Повесился после визита Алевтины.

Но…

Стас мог знать больше о пятом номере.

— Стас? Есть что-то, чего…

— Пятый нестабильный, — пробормотал мальчишка. — Очень нестабильный. Он как… вариативность, как случайность.

— Случайность? — переспросила. Стаса иногда непросто было понять. Непросто, но не значит, что невозможно.

— Судьба.

Мы снова свернули на какую-то тропинку, деревья немного поредели, слышался шум воды где-то слева, запахло сыростью. Руки снова покрылись мурашками, словно маленькие электрические разряды закололи затылок.

И еще один поворот, звук воды стал ближе. Мы шли к старым мосткам на другой стороне озера.

Тихо плескалась вода, продолжала пружинить под ногами земля, только уже сильнее, водная гладь отражала лучи солнца и рябила от легкого ветра, а в пяти метрах от меня, на тех самых старых, почерневших от времени и воды, полусгнивших мостках сидела она — неправильная душа.

Я зажала рот ладонями, чтобы сдержать то ли крик, то ли хрип, за спиной распахнулись крылья.

Она была ужасна. По-настоящему ужасна. Вызывала почти паническое желание развернуться и уйти, забыть о том, что я видела.

Стас правильно сказал: ее как будто не было, словно от тела отгрызли целые куски.

Она была как туман, и, если слегка повернуть голову, под лучами утреннего яркого солнца стала бы почти невидимой. Вот только туман багряным не бывает. Ржаво-багряным, как старые детские качели во дворе хрущевки.

Девушка просто сидела, повернув голову к воде.

Правая рука… ампутирована сантиметров на десять выше локтя, скорее просто оторвана, и кровь… кровь, которой уже нет, все равно продолжает течь. Неровной тонкой струйкой. Она видна в застывшем воздухе, но на землю не попадает, не пачкает, растворяется почти незаметно.

Левая нога сломана. Правая… правая будто тряпка, словно была в тисках. Раздроблена до колена.

Одежды на девушке практически нет. Только нижнее белье. Грязное, в крови, моче. На запястье след от веревки или наручников, на теле — раны. Везде. Глубокие дыры, кожа будто вдавлена внутрь вместе с мясом.

Девушка красная. Вся красная. И мерцает, словно в старом черно-белом фильме, барахлит, как допотопный транзисторный радиоприемник. Красный то насыщенный, то совсем бледный. Промежутки проявления и исчезновения неравные, нет закономерности.

Ее рот разрезан, скорее всего от уха до уха, волос на голове нет.

Я делаю несколько шагов ближе, подхожу, убирая крылья, и очередной крик стоит в горле, давит на губы изнутри, распирает. Но в итоге раздается только тихое шипение, свист, как последний выдох ракового больного в хосписе.

Вся спина… На спине нет кожи. Мышцы проступают из красных сгустков запекшейся крови. Правого глаза тоже нет. Там дыра такая же красная, и кровь тоже будто все еще течет. Струйка тянется вниз, к щеке, пересекает разрез, к подбородку и у шеи начинает бледнеть, совсем исчезает возле ключиц. Эти струйки крови пульсируют будто в такт биения живого сердца.

Но сердца нет, ничего нет, крови тоже не должно быть. Девушка мертва.