Отель «Калифорния»

— Саныч сказал, — ответил. Горло сжало и сдавило. Чуть ли не впервые на моей памяти.

А колючка была спокойна…

— Надо было все-таки позвонить. Не делай так больше, — попросил, поднимая лицо Мары за подбородок. Серые глаза напоминали небо этого лета — пасмурные, но чистые, омытые слезами.

— Не буду.

Она была спокойна.

А мне… не верилось в происходящее. Близнецы были всегда. Должны были быть всегда неотъемлемой частью отеля, частью Мары, теть Розы, Кита, меня, даже засранца Крюгера. Это неправильно, так не должно было случиться. Их мать должна была вылечиться, а Ксюша и Костя должны были очнуться, выйти из комы… Но… в этом мире так редко что-то бывает по правильному.

— Пойдем? — спросила Мара. — У нас осталось минут пять.

— Так мало… — потрясенно пробормотал я.

— Наоборот, долго… Они были в «Калифорнии» слишком долго, — девушка снова громко шмыгнула носом, толкнула дверь.

Ксюша и Костя улыбались задорными, светлыми улыбками, повиснув на здоровяке-Ките. Панк не плакал, но сдерживался явно с трудом. Теть Роза, закрыв лицо ладонями, сидела на стуле рядом с кроватью Ксюши. Большое тело вздрагивало от беззвучных рыданий. Всегда кокетливо завитые седые волосы сейчас лежали в беспорядке.

— Яр, — протянула ко мне руки мелкая, и я забрал ее у бугая. Она была такой легкой, в цветастой желтой пижаме, с наспех заплетенными все еще зелеными волосами, и такая… прозрачная. — Я рада, что мы с тобой встретились, — доверительно сообщила девочка. — А еще… Давно хотела сказать…

Она кокетливо улыбнулась, совсем по-девчоночьи кокетливо. Так, наверное, улыбаются только пятнадцатилетние девчонки — самоуверенно, дерзко, но все равно все еще дико наивно и по-детски. Это хорошие улыбки — чистые, задорные, удивительно, превосходно юные.

— Ты — красавчик, Волков! — мелкая звонко чмокнула меня в щеку. — Береги Мару, ладно? Она зануда и очень часто зазнайка, но она хорошая. У нее огромное сердце.

— Знаю, — улыбнулся я. Комок в горле стал просто чудовищных размеров, глушил голос. Я крепче прижал к себе девочку. От мелкой пахло блинчиками и клубничным вареньем. Видимо, теть Роза успела их покормить.

— Точно?

— Да.

— Ну смотри у меня, — строго погрозила она пальцем. Очень серьезная, сосредоточенная маленькая девочка в яркой пижаме со Снупи.

Я просто кивнул, так же серьезно, собираясь выполнить обещание. Руки разжимать не хотелось. Казалось, что если я ее не отпущу, то она останется здесь.

Не останется. Я знал.

Гад внутри скулил. Натурально скулил. И это тоже было впервые за все время нашего с ним «знакомства». Почему-то в этой палате Ксюша, которую я держал в руках, казалась реальнее той Ксюши, которая лежала под белой простыней, чьи руки были утыканы иголками, в чьих синих венах текла красная-красная кровь.

— Ставь уже, большой грозный парень, — положила девочка мне ладони на щеки. Холодные ладони. — Я рада, что мы познакомились, — повторила зачем-то она. — Ты — крутой.

— Это ты крутая, маленький гений, — я опустил ребенка на пол, сглотнул. Вязкий, кислотно-горький комок, продирающий до печенок.

Костя стоял прямо передо мной, опираясь на собственную кровать, скрестив ноги в лодыжках. На нем тоже была пижама — обычная, серая в темно-синюю полоску, очень мальчуковая. И он тоже улыбался. Кит тихо уговаривал плачущую теть Розу подняться, в правой руке сжимая поводок. А я только сейчас заметил в углу притихшего Крюгера. Пес очень внимательно наблюдал за всеми, грусть была написана на обычно хитрой лисьей морде. Реальная грусть.

— Давай, мужик, — Костя протянул мне руку, — Ксеня права, ты — крутой. Только она, — он кивнул головой в сторону Мары, — все равно круче, — лукавая улыбка растянула его губы. Я сжал протянутую ладонь и притянул мальчишку к себе. Пришлось нагнуться, чтобы обнять худые плечи. От него тоже пахло блинчиками и совсем чуть-чуть кофе. Такой домашний, свой запах.

— Да тут все круче меня, — усмехнулся в ответ. Непонятно как, но все же усмехнулся.

— Во-о-о-т, — назидательно протянул парень, — не забывай об этом. А еще о том, что ты теперь часть отеля, Волков. «Калифорния», конечно, странное место, но своих в обиду не даст. Надо только попросить…

— Попросить?

— Ага, — Костя стал совсем белесым, словно выцвел в один миг, только запах еще оставался таким же четким, таким же реальным. А мальчишка замерцал чаще, высвободился и шагнул к Шелестовой, почти бросаясь к ней в руки.

Киту все-таки удалось вывести теть Розу и Крюгера из палаты. Недовольное, тихое собачье ворчанье доносилось из-за двери, цокот когтей — стаккато по паркету.

Мара опустилась на колени, обняла обоих детей, спрятав между ними лицо. Она что-то быстро и сбивчиво им говорила. Быстро, сбивчиво и тихо. Оба гения прижались к девушке, стиснули так крепко, что я видел побелевшие костяшки тонких пальцев. Они теперь мерцали не переставая. Чистым, ярким, ослепительно белым. И плакали. Вздрагивали трогательно-тонкие плечи, дрожала сама Мара. Стало совсем невыносимо, так невыносимо, что захотелось сбежать, да что угодно, хоть повеситься.

— Я люблю вас, — всхлипнула колючка. — Я так вас люблю.