Отель «Калифорния»

Я с шумом втянул в себя воздух, когда ловкие пальчики пробежались по моим плечам, груди, животу, пробрались под резинку штанов и трусов и сжали возбужденный член. Ей достаточно было провести всего пару раз, коснуться большим пальцем головки, легко сдавить мошонку, чтобы я с матом повалился на кровать, утягивая Мару за собой, перехватывая руки, подминая под себя.

— Зас-с-с-ранка, — я сжал ее запястья в одной руке, сел, разглядывая обнаженное, покрытое испариной тело. Провел кончиками пальцев вдоль шеи, по ключицам, между грудей, обвел ореолы сосков, задел ногтем один, другой, слушая и наслаждаясь звуками ее удовольствия, сбившегося дыхания.

Девушка нетерпеливо дернулась, разочарованно простонала, когда не удалось освободить руки.

— Нет, моя сладкая, — я снова улыбнулся, перехватил ее взгляд.

О, как она смотрела, как жарко, как умоляюще…

— Волков…

Я скользил пальцами все ниже и ниже, наклонился, все еще смотря на нее, провел языком во впадинке пупка.

— Ярослав…

Еще ниже, облизал кожу над полоской трусиков, Мара зажмурилась, дернулась.

— Смотри на меня, — это был почти приказ, но Шелестова послушалась.

Я выпустил ее руки, стянул белье, швырнул куда-то в сторону и прижался губами к влажному местечку, вводя палец внутрь, языком лаская клитор.

С-сладкая, с-сладкая, как с-сахарный с-сироп.

Девушка дрожала, ерзала, выгибалась и хрипло, протяжно стонала.

Внутри нее было мокро, горячо, узко, я чувствовал, как сжимаются внутренние мышцы, как туго они обхватывают сначала один, а потом и второй мой палец, и не останавливался, продолжая мучить и ее, и себя.

— Ярослав… — громче, отчаяннее захныкала она, хватая за руки, облизывая влажные губы.

А я пил ее, наслаждался каждым собственным движением, звуками, ее вдохами и не мог, не в силах был остановиться.

— Ярослав! — громко, жестко, требовательно, почти со злостью.

— С-сладкая, вкус-с-сная, — я медленно, очень медленно вытащил пальцы, провел языком вдоль нежного местечка, на миг втягивая в рот клитор, слегка надавив на него зубами. Девушка дернулась подо мной еще сильнее, зашипев, скомкав в руках простыню.

Я поднялся, разделся до конца, накрыл Мару собой. Она тут же развела шире ноги, укусила меня за шею, скулу, губу, ворвалась настойчиво в мой рот, ногтями впилась в плечи, садясь, заставляя сесть меня.

Ждать Мара больше не собиралась.

Она брала меня, брала то, что было нам обоим необходимо. А я дышал ее дыханием, чувствовал, как ногти оставляют на спине следы: не просто покрасневшую кожу, а глубокие царапины — и кайфовал, ловил каждое движение, подхватывая сумасшедший темп, чувствуя, как крепко обхватывают ее ноги мою поясницу.

И снова опрокинул девушку на спину, вколачиваясь, вдавливаясь в тело, целуя, кусая, шипя, сходя с ума.

Немного, еще немного…

Мара оторвалась от моего рта, потянула за мочку уха, спустилась к шее и укусила. Укусила почти больно, возможно до крови, тут же громко застонав, кончая. Забилась подо мной, упав на подушки и отпустив плечи. Всхлип перешел в громкий крик.

Меня хватило только на пару движений. Быстрых, резких, диких.

Удовольствие шарахнуло под дых кувалдой, разорвало в клочья, выпило досуха, выжало…

Я упал рядом, все еще сжимая девушку в руках, перекатился, устраивая ее сбоку, уткнулся носом в шею.

Вдохнул. Выдохнул. Вдохнул.

Пот струился по спине, вискам, груди. Запах пота и секса забивал нос.

— Черт… — прохрипел я.

— О да, — отозвалась Мара, разворачиваясь в кольце моих рук, легко целуя в подбородок. — Ты почти убил меня, Яр, — мурлыкнула Мара.

А я улыбнулся по-настоящему кретинской и довольной улыбкой.

Знала бы ты…

Как уснул, я не заметил, просто провалился в сон без сновидений, а глаза открыл только в десять от назойливого жужжания виброзвонка на телефоне. Мобильник нашелся в кармане домашних штанов, но пока я его доставал, смолк, на экране в пропущенных высветился незнакомый московский номер. Главное, не с работы, а там, если надо будет, перезвонят.

Мары рядом не было, ее одежды тоже. Я рухнул назад на подушку, зевнул. Сытый и довольный жизнью гад, похоже, все еще спал, за окном для разнообразия светило солнце, по-летнему яркое и желтое, как лимон, в комнате пахло Шелестовой. Хорошо пахло…

Вниз я спустился через двадцать минут и все эти двадцать минут — пока стоял под душем, пока одевался — старался убрать дебильно-самодовольное выражение с морды.

Хозяйка отеля нашлась у плиты. Она заканчивала жарить блины, а в турке рядом призывно булькал кофе. Волосы девушка собрала в пучок, заколов их китайскими палочками, одета была в мою футболку, на ногах — те самые чертовы белые носки. Тоже мои.

— Это грозит перерасти в престранный фетиш, — прошептал Шелестовой на ухо, целуя в шею.

— Ты о чем? — спросила девушка, переворачивая последний блин.

— О моей одежде на тебе, — улыбнулся, все еще не выпуская Мару из объятий, крепче сжимая руки.

— Я просила тебя дать мне переодеться, — она выключила плиту, сняла с нее турку, повернулась. — С добрым утром.