Отель на краю ночи

Официант, совсем растерявшись, послушно засеменил в подсобное помещение. Мужчина проводил его взглядом, что-то пробормотал и покачал головой. Встретившись глазами с Анной, едва заметно усмехнулся.

– Меня зовут Анна, – неожиданно для себя представилась она.

– Коренев. Егор.

– Очень приятно. – Ноздри Анны уловили приятный запах парфюма, исходящий от мужчины. – «Кензо»? – спросила она, весело прищурившись.

Коренев слегка покраснел.

– «Дюпон», – ответил он, и Анна не без удовольствия уловила в его резком голосе нотки смущения.

– Я люблю, когда от мужчин пахнет хорошим парфю…

В кармане у мужчины зазвонил телефон.

– Извините, – буркнул он и, на ходу доставая из кармана трубку, направился в сторону холла.

Но не прошло и десяти секунд, как у Анны появился новый собеседник. Рядом с барной стойкой остановился невысокий, щеголевато одетый брюнет. У него было красивое лицо и ярко-алые губы.

– Простите, мне сказали, что вы писатель, – проговорил брюнет бархатистым голосом.

– В некотором роде. А что?

Он улыбнулся.

– Писатели – люди образованные. Поэтому я… Простите, забыл представиться. Меня зовут Альберт. Альберт Алмазов.

– Анна Умнова.

Брюнет поцеловал Анне руку и улыбнулся:

– Очень приятно. Скажите, Анна… в этом районе бывают смерчи?

– Смерчи? – Анна задумалась. – Да, бывают. Как раз в начале осени. А вы видели?

Альберт вздохнул (как показалось Анне – с явным облегчением) и промокнул лоб черным шелковым платком.

– Да. Или что-то подобное. Но ведь смерчи, кажется, бывают только над морем? На суше не появляются?

– Иногда они выходят и на берег, – сказала Анна. – Но при этом теряют свою силу и быстро гаснут.

– Хорошо. – Брюнет улыбнулся, блеснув полоской белоснежных зубов. – Хорошо, что гаснут. Знаете, Анна, я собираюсь совершить небольшой набег на ресторан. Не хотите составить мне компанию?

– Нет, но за приглашение спасибо.

– Жаль. Я никогда не беседовал с настоящим писателем. Мы ведь еще увидимся?

– Само собой.

Альберт приподнял фетровую шляпу и двинулся в сторону ресторана. Анна повернулась к барной стойке, чувствуя облегчение из-за того, что наконец-то осталась одна, и проговорила, обращаясь к бармену:

– Будьте добры, бокал белого мартини.

4

Виталий Евгеньевич Балога отхлебнул из бутылки газировку и еще крепче прижал телефон к уху.

«Почему этот мерзавец не отвечает? – думал он, с тоской вслушиваясь в протяжные гудки. – Уж не случилось ли чего?»

Он отключил связь и бросил телефон на кровать. Затем устало опустился рядом, взъерошил пальцами редкие волосы и уставился в стену.

Двенадцать лет бухгалтерского стажа. Ни одного просчета, ни одного проступка за все эти годы. Безупречная работа, кристальная честность. И что взамен? Ноль. Какой-нибудь прохвост за это время сделал бы себе блестящую карьеру. Все, что нужно, – вовремя подлизаться. Но Виталий Евгеньевич никогда не умел подлизываться. И на глаза начальству не лез. Зачем? Надо просто хорошо и честно делать свое дело. Начальство само заметит тебя, ведь не идиоты же сидят наверху!

Однако не заметили. Человек, проработавший в фирме двенадцать лет, преданный ей сердцем и душой, оказался невостребованным. Его списали в утиль, когда пришло время уступить место «молодому и перспективному». Какая мерзость.

Виталий Евгеньевич почувствовал острое желание выпить. Но пить было нельзя. Нужно оставаться трезвым, по крайней мере ближайшие два дня. Вот потом, когда он будет далеко от этого чертового отеля и от этой чертовой страны, он расслабится!

Балога усмехнулся и покосился на шкаф, где лежал кейс.

Конечно же, у него будет все. Все, что есть в жизни мерзавцев, которые поставили на нем крест, и даже больше! Хорошая выпивка, дорогая машина, усадьба на берегу моря или озера. И, конечно, женщины! Блондинки, азиатки, чернокожие – любые, каких он только пожелает.

И он будет проделывать с ними то же, что проделывают со своими подругами мускулистые самцы в порнофильмах. Только грубее, извращеннее, грязнее.

Всю жизнь эти красивые сучки смотрели на него с презрительным высокомерием, словно он был какой-то уродливой тварью, по недоразумению попавшей в поле их зрения. В лучшем случае, вовсе не замечали его. Он даже не был для них мужчиной. Сколько смущения и горя они ему принесли! Но теперь все будет иначе.

О, он будет выбирать только самых красивых. А потом, уложив их в постель, будет мять и топтать их красоту, как они мяли и топтали его душу. И они все стерпят и даже будут улыбаться. Потому что все они продажны!

Нужно только потерпеть два дня, дождаться этого жулика Кашапова с фальшивыми документами, отдать ему половину добычи и – здравствуй, новая жизнь!

Странно, что Кашапов не берет трубку. Может, с ним что-нибудь случилось? Виталий Евгеньевич снова набрал номер подельника.

– Слушаю, – отозвался на том конце сипловатый голос Кашапова.

– Кашап! – Балога облегченно вздохнул. – Наконец-то я до тебя дозвонился.

– Что-нибудь случилось?

– Э-э… Нет.

– Тогда какого черта звонишь? Я же сказал, что заберу тебя из отеля завтра вечером. Максимум – послезавтра утром.

Балога вытер платком потный лоб.