Отель на краю ночи

– Что случилось?

– Ерунда, поскользнулась.

Они быстро оделись и стали выбираться из ущелья, а темнота словно торопилась их накрыть.

– Давай быстрее выбираться отсюда, а то уже темнеет, – торопился Оскар.

– Медведя боишься?

– При чем здесь медведь? Ничего я не боюсь. – В этот момент в лесу что-то хрустнуло.

– Слышала?

– Нет, – ответила Гуля. – Мне так спокойно сейчас. Прямо как в море искупалась, только пресном. Ты знаешь, в эту поездку я поняла его.

– Кого именно?

– Море. Оно волнуется и передает все свое спокойствие тебе, трогает так очень нежно, а тело кричит: свобода, свобода, свобода! Оно просто растворяется удовольствием в соленой воде и блаженство растекается по всему внутреннему миру.

– Давай ты мне по дороге расскажешь, – торопил ее Оскар.

– Так классно. Словно ты теряешь девственность, только гораздо приятнее.

– Быстрее ты можешь идти?

– Нет. Наступать больно. Кажется, я прилично ее подвернула.

– Тихо, – снова прислушался Оскар. – Слышала, опять что-то хрустнуло.

– Я слышала, что если рядом медведь, то надо шуметь что есть мочи. А-а-а-а-а, – закричала, как сумасшедшая, Гуля.

– Тихо.

– Да, чего ты все время боишься?

Деревья вокруг становились все мрачнее и мрачнее, будто к вечеру у них падало настроение, даже шумели они уже как-то враждебно, словно готовили заговор.

Мы шли уже пару часов, солнце село.

– Как нога?

– Болит. Еле иду.

– Да, если бы ты ногу не подвернула, мы бы давно уже были дома.

– Ах это, значит, я виновата, моя нога. Ну ты и козел. Если бы ты взял такси, ты бы не подгонял меня, как пастух, я бы ее не подвернула. Нормальный мужик взял бы и понес свою любимую. Не любишь ты меня. Жених и невеста, тили-тили тесто, – снова зашуршала листва после порыва ветра.

– Ты же знаешь, что у меня спина.

– Что же ты мне раньше не сказал, в Тиндере, что у тебя спина. У меня нога, у тебя спина. Калеки, – глубоко затянулась нежностью Гуля. Губы ее высохли, будто не целовались вечность. – Ты помнишь нашу первую встречу?

– Нет.

– А я помню, мы в тот день весь вечер переписывались, я дословно весь наш разговор помню. Помню, ты тормозил меня со страшной силой, а у меня все внутри уже горело, я промо готова была тебя проглотить целиком, но сдерживалась в этом дурацком формате:

– А ты романтик.

– Намекаешь на роман? – спросил ты меня.

– Надоело.

– Что именно?

– Намекать. Придется приехать.

– Действительно романтично, но звучит как угроза. На метро поедешь?

– Нет, на машине.

– На машине не так романтично, – тупил ты.

– Точно романтик.

– А не поздно?

– Ты меня боишься как будто.

– Немного.

– Не бойся, я не кусаюсь, а если и кусаюсь, то уверяю тебя – это приятно.

– А ты что завтра делаешь?

– Завтра я работаю. – Все еще жал ты на тормоза.

– Хочешь, я подарю тебе другое завтра?

– Чего ради?

– Просто так. У меня никогда не получалось жить ради всех. Поэтому я так долго жила ради одного человека.

– Ради себя?

– Ради него. А ему, оказывается, не надо было.

– Это не скучно?

– Это больно.

– Это у тебя от него ребенок?

– Какая разница.

– Я просто так спросил.

– Понимаю, тянешь время. Бежать уже бесполезно, женщина тебя все равно догонит и съест, если ты вкусный.

– Тебе кажется, что я вкусный?

– Ну начинается торг.

– В смысле?

– Ненавижу нерешительность. Времени в жизни все меньше, а ее в людях все больше.

– Ты что, не любишь людей?

– Дело не в том, что я не люблю людей. Просто мне достаточно одного. Достаточно было одного, но я так больше не хочу.

– Что значит, не хочу?

– Я хочу по-другому. Стой на месте, я приеду сама.

– Эконом несчастный, вечно экономишь на мелочах. Вечно я должна платить за такси. Дура я, дура, говорила мне мама, не связывайся, он жмот.

– Сейчас это называется хозяйственный.