– А если не безразлична, – нашел ниточку за которую можно ухватиться Кощей, – то Велесу не стоит знать о сегодняшней встрече Мары и моей матери! – развернулся и собрался удалиться, – не путай коридоры, – подозрительно посмотрел на Дормидонта, – чем раньше я попаду в номер богини Нави, тем для всех будет лучше! – скрылся в полутёмном проходе.
– Значит, до судьбы Снежаны тебе и дела нет?! – управляющий сжал губы и уставился на домового.
– С чего ты взял? – растерялся Дормидонт.
– Сам сказал, что судьба Королевы тебе не безразлична! – напомнил Лихо Одноглазое, – о Снежане не было ни слова!
– Ну что ты цепляешься?! – губы домового обижено задрожали, – все вам не то и не так! Вот дождусь, пока закончится зима, и брошу ваш отель! Крутитесь тут без меня, как сможете! А я найду дом поспокойнее! Где меня все будут любить, холить да лелеять!
– Для того чтобы осуществилась сама возможность поиска, – усмехнулся управляющий, глядя на готового расплакаться от обиды Дормидонта, – нужно чтобы не только закончилась зима, но и чтобы мы вышли из неё с наименьшими потерями! Как минимум, остались живы, а не превратились бы в мёрзлую нежить, как горничные Мары.
– Да, с русалками богиня погорячилась, – пробормотал домовой и захихикал, поняв всё несоответствие понятий: погорячилась и заморозила.
– А потому, давай-ка, друг мой, грузи снедью поднос, раздувай самовар и мчи в номер Ягини! – отдал распоряжение Олег Львович.
– И не подслушивать? – уточнил домовой.
– Кто сказал такую глупость?! – расхохотался Лихо Одноглазое.
***
У номера Мары уже стоял белокурый оборотень, выставленный богиней за дверь после исполнения мужских обязанностей.
По лицу вовкулака прочесть что-либо не представлялось возможным. Он был спокоен и невозмутим, как идол. Разве что сверкнул ореховыми глазами на утреннего гостя, отважившегося нарушить покой его хозяйки.
Кощей недовольно поморщился, поняв, что ни обойти, ни проскользнуть мимо охранника ему не удастся:
– В сторону! – рявкнул тоном, не терпящим возражений.
Вовкулак, немного потоптавшись на месте, словно решая выполнять приказ или вцепиться в глотку незваному наглецу, решил все же подчиниться и освободил проход в который Кощей протиснулся едва не задев стража.
Мара еще была в постели. Она сидела, облокотившись на подушки и подбрасывая верх снежинки, медленно кружившие в воздухе и опускавшиеся на ложе. Лицо богини выражало крайнюю задумчивость, но на губах играла лёгкая улыбка.
– Да хранят тебя Первородные, богиня Нави, – произнёс Кощей традиционное приветствие.
– Плохо они меня хранили, – Мара взглянула на гостя, – не предостерегли от ошибок, отвернулись, когда оступилась, наказали дочерью-бунтаркой, обрекли на смерть!
– Не отчаивайся раньше времени, – попробовал ободрить сын Ягини, – еще не все потеряно! Ты ведь знаешь мою матушку. Что-нибудь она да придумает!
– А мне не нужно что-нибудь! – Мара повысила голос, и по номеру пронёсся ветер, раздувший шапки снега по углам, – я хочу жить! Хочу, как не хотела никогда! Чем Ягиня может мне помочь в этом?!
– Вставай, – Кощей протянул руку, – одевайся, и пойдем в номер матери. Я и сам не знаю, что она задумала. Сказала, что все объяснит нам обоим.
Кощей вздохнул, поняв, что сегодня ему предстоит лицезреть еще одно обнаженное женское тело. Но если фигура Ягини оставалась все такой же привлекательно, как в юности, то на Мару нельзя было смотреть без слёз.
Дряблая кожа свисала складками на ссохшемся теле. Некогда стройные полненькие ножки словно искривились, оставив немалую щель между ними, заканчивающуюся покрытым седыми волосами лобком. Когда-то полная и упругая грудь свисала чуть ли не до талии, на которую не осталось даже намёка. Седые всколоченные волосы, обрамляющие покрытое глубокими морщинами лицо, тонкие губы и крючковатый нос привлекательности богине явно не добавили.
Кощей отвернулся в сторону, едва увидел, как из сугроба, служившего одеялом, выбирается голая богиня.
– Что рожу воротишь? – горько усмехнулась Мара, – а ведь были времена, когда не мог налюбоваться, не мог насладиться вдоволь этим телом! – замолчала на несколько секунд:
– А ведь все из-за тебя! – взвизгнула, словно отыскав первопричину всех своих бед, – никто не мог! Ни мой муж, ни многочисленные любовники! Только тебя одного и угораздило!
– О чем ты говоришь? – растерялся сын Ягини, – я ничего не понимаю!
– Не понимаешь, – Мара осматривалась, словно что-то разыскивая, – значит, тебе и не нужно, – воскликнула, найдя искомое, – вот оно где! – выудила из сугроба грязное изорванное платье и тотчас обрядилась в него.
Платье, скрывшее тело богини Нави, если и не сделало её более привлекательной, то хотя бы скрыло уродство старушечьей фигуры:
– Я готова! – шагнула к двери, – пойдём, послушаем, чего там матушка твоя, подруга моя бывшая, понапридумывала! А то что-то слишком спокойно в мирах! Пора бы мне делом заняться!
***
Ягиня успела переодеться и переплести косу, уложив её венком вокруг головы. Она сидела за столом, сервированным к утреннему чаепитию, и зябко куталась в меховую горжетку.