Нельзя спать! Нельзя! В голове засела параноидальная идея, что стоит ему отойти чуть дальше от Миши (выйдя из здания или просто провалившись в сон), оставить друга одного, как тот не справится и тогда случится
– Незачем постоянно под дверью сидеть, – говорили врачи и медсестры. – Ничем вы ему не поможете. Что толку себя мучить?
Илью здесь знали еще с того времени, как тут лежала его мать. Мишу привезли в эту же больницу.
Никак не вырваться из круга боли, думалось Илье: прошлой весной Миша, потом мать, а теперь вот снова Миша. Только на этот раз все у него намного, намного хуже.
– Мы не можем ничего прогнозировать. Невозможно сказать, сколько это продлится, когда он выйдет из этого состояния. Делаем все, что нужно, но… Глубокая кома неясной этиологии, – сказал доктор Матвееву-старшему и продолжил ловко сыпать заумными медицинскими терминами, прикрывая ими полное непонимание происходящего.
Заплаканная жена Юрия Олеговича, Мишина мачеха, и его сводная сестричка Лиза стояли тут же, переминаясь с ноги на ногу, с надеждой заглядывая врачу в глаза.
В состоянии Миши ненормальным было все: отличные физические показатели, при которых он просто не мог быть в глубокой коме, но все-таки был, а еще – шрам. Если бы Илья сомневался в том, что к случившемуся с Мишей причастны некие потусторонние силы, то этот факт развеивал все сомнения.
Рана от укуса Мортус Улторем, которая давно уже зажила, затянулась и не болела, внезапно воспалилась. Побелевший шрам распух, вздулся, был горячим на ощупь. Врачи не понимали, что происходит: анализы хорошие, никакой инфекции, но что-то словно бы жило, пульсировало под туго натянутой – кажется, вот-вот лопнет – покрасневшей кожей.
«Они напоминают о себе. Предупреждают», – думал Илья.
После разговора с доктором Олеся и Лиза ушли, а они с Юрием Олеговичем остались.
В больнице имелись комнаты для родственников больных, и Матвеев-старший забронировал одну из них. Он тоже отказывался уходить из клиники, и они с Ильей торчали под дверью, по очереди уходя отдохнуть. Но Илья не спал и в комнате. Ложился на кровать, вытягивался, смотрел в потолок, как будто надеялся прочесть там что-то важное.
– Илюша, так нельзя, надо спать хоть немного, ты себя угробишь, – пыталась уговорить его Томочка всякий раз, когда звонила. Она временно переехала в квартиру Ильи, потому что нужно было присматривать за матерью. – Скажи, когда, и я приеду! Побуду возле Миши, ни на шаг от двери не отойду, честное слово! Тетя Ира может одна несколько часов побыть, ты же знаешь. Она так переживает за тебя и Мишу! Илюша, пожалуйста!
Томочка снова вошла его жизнь, включилась в повседневные заботы как-то сразу, естественно и просто, будто и не было той ссоры и отчуждения. Если бы мог чему-то радоваться, Илья был бы безгранично счастлив. Оба понимали, что им еще предстоит поговорить обо всем, определиться, обсудить многое, но не сейчас, позже, когда придет время.
В тот день они вчетвером вышли из отеля, уверенные, что самое страшное позади. Но оказалось, что «Петровский» все же получил свое, забрал.
Жертва была принесена – и ею оказался Миша.
Звонок Юрия Олеговича настиг Илью, когда он и все остальные спускались по ступенькам. Полиция, скорая, пожарные, журналисты – перед парадным входом собралась целая толпа. И по сей день весь Быстрорецк мусолил невероятную новость: непонятно откуда взявшуюся там, где ее отродясь не было, локальную сейсмическую активность – землетрясение, едва не разрушившее отель. Ученые утверждали, что повторения быть не может, было искушение даже те подземные толчки объявить плодом больного воображения экзальтированной публики, но слишком уж много оказалось свидетелей.
– Илюша? – с несвойственной ему неуверенно-вопросительной интонацией сказал Юрий Олегович, который был большим начальником и обычно говорил совсем иначе. Илья сразу понял: нет, не отпустил их «Петровский».
– У него весь день телефон был отключен, – зачем-то сказал Илья, услышав от Юрия Олеговича, что парнем, который потерял сознание утром в холле отеля, оказывается, был Миша.
– А я и не знаю, где Мишкин телефон, – все тем же тихим, растерянным голосом проговорил Матвеев-старший. – Выронил он его, наверное. Ты приедешь в больницу?
Илья был там уже через полчаса – и больше не уходил.
Перед тем, как уехать, подошел к Ларисе, которая стояла в окружении десятка людей.
– Ты сделаешь, как он велел, – проговорил Илья, не обращая ни на кого внимания. – Не передумаешь. Иначе он умрет. Они не отпустят его.
– Кто? – выдохнула Лариса. Лицо ее было творожно-белым и осунувшимся, под глазами пролегли синие полукружья.
– Он заложник. Их гарантия. Или, может, предупреждение, не знаю. Они как-то заманили его. Я понятия не имел, что Мишка пойдет в отель, он не говорил, что собирается, я бы не позволил! Это все моя вина, я связался с «Петровским», и теперь…
Илья тогда еще толком ничего не знал, но был уверен, что дела у Миши плохи. Так и оказалось.
Лариса пообещала – она и сама была напугана не меньше.