Отель, портье и три ноги под кроватью

В этот момент, по-прежнему напоминая себе не прикасаться к лицу, я ненавидел гостиничный бизнес. Я ненавидел в нем все: обслуживание слишком привилегированных капризных постояльцев, низкую оплату слишком длинных смен, общение с этим хреном, который даже мышку не умел держать, но постоянно попрекал меня плохой работой. И вот передо мной замаячила перспектива еще глубже увязнуть в состоянии, впадать в которое у меня не было никакого интереса, и в итоге я мог оказаться управляющим отеля в городе, который меня тоже ни капельки не интересовал. В Западной Вирджинии, пока я готовил бы отель к открытию, у меня не было бы времени даже в туалет сходить, и уж тем более потратить деньги, которые я зарабатывал – так что получать их мне, по-видимому, было незачем. Этот бизнес убил во мне даже желание тратить их. Я видел, что другие менеджеры покупали на свои деньги – чаще всего находили квартиру получше и усердно обставляли ее мебелью – красивым диваном с фантазийными подушками, например, – хотя они, как и я, приходили домой только поспать. Что все это значило?

Мой крошечный мирок утратил опору, и я, пошатываясь, вышел из кабинета начальника отдела уборки, поднялся по лестнице к служебному выходу и вернулся в гараж. Я сел на скамейку в порт-кошере и уставился на белый мраморный фонтан, пытаясь отдышаться. Я думал о радости, о том, что может меня осчастливить. Поменьше работать. Путешествовать. Вот оно что: путешествия. Тот, кто заводит друзей в пятом классе только для того, чтобы потерять их в шестом, а потом в другом штате заводит новых и теряет их в седьмом, – в общем, я больше не мог отрицать свою страсть к переездам. Я не понимал, как вообще продержался в Новом Орлеане так долго. Но, как я уже говорил, этот бизнес – как метадоновая клиника для тех, кто «подсел» на путешествия. Я круто изменял обстановку, просто переходя из отдела в отдел, да и гости постоянно менялись, независимо от места моей работы. Но это были не путешествия, а «Клуб путешественников» по телевизору. И у меня не было особой надежды, что Западная Вирджиния – захватывающее приключение. Скорее самоуничтожение. Мне нужен был хороший укол в вену. Мне надо было переехать, причем куда-нибудь в абсолютно безумное место.

– Черт, сынок. Выглядишь совсем хреново. И сидишь на скамейке, как гость. Вставай, Томми. Давай прямо сейчас устроим перерыв, слышишь? Вставай, пойдем.

– Куда мы идем?

– В бар, идиот. Вставай.

Перри повел меня в «Алиби» и усадил на табурет. Я попытался заказать виски, но он заставил меня выпить с ним «Хайнекена». Однако пить следующие три бутылки меня никто не заставлял.

– Вирджиния? Да ладно. Что тебе делать в Вирджинии?

– В Западной Вирджинии. Работать, я думаю. Открывать отель… что, скорее всего, означает шестнадцатичасовой рабочий день.

– А платят сколько?

– Скорей всего, не так хорошо.

– Черт. Ты хочешь стать генеральным директором, Томми?

– А что, не должен?

– Ты слишком классный, чтобы быть генеральным. Ну ладно, тебе кажется, что ты будешь там счастлив?

– Мне кажется, там будут платить.

– Хочешь зарабатывать – иди в посыльные. Эти чуваки сейчас гребут бабки и ни черта не делают.

– Мне нужны перемены, Перри. Я должен уехать в какое-то новое место.

– А что не так с Новым Орлеаном? Лучший город в мире.

– А ты здесь достаточно давно, чтобы знать?

– Томми, я не был даже в Хьюстоне в Техасе. Но это не значит, что я неправ.

На следующее утро я подал заявление об уходе. Я накопил пятнадцать тысяч баксов, и мой волчок дрожал от нетерпения. Я хотел избавиться от всех своих бесполезных диванных подушек, взять одну-единственную сумку с вещами и двинуться в Европу.

Вот что должно помочь. Прямо в вену.

На следующий день на утреннем совещании я рассказал об этом горничным. Некоторые из них расплакались. Все уборщики радовались за меня. Рой с трудом встал и протянул мне руку. Он неуклюже двигал ею вверх-вниз, а затем заплакал, и меня начало пробирать. Потом ко мне подошла Нэнси. Она говорила со мной как взволнованная мамочка – настаивала, чтобы я хорошо питался и берег себя. Терренс, конечно, прервал шквал позитива, приказал дамам идти наверх и напомнил им, что их работа «Очень. Легкая».

В труде горничных нет ничего легкого. Ползать на карачках, убирая грязь за незнакомцами, – это нелегко. Дышать бытовой химией, чистить, полировать и драить – это нелегко. Терпеть сексуальные домогательства гостей; проверять, не оставили ли они порно-журнал под кроватью (раньше я даже не подозревал, что такое подол кровати, и уж тем более – как удивительно трудно заставить его висеть идеально) – и это нелегко. Чистить унитазы в рождественское утро – это нелегко, можете поверить. И уж, конечно, нелегко каждое утро выслушивать от босса слова о легкости вашей работы, – когда она, черт ее дери, совсем не такая.

* * *

– Просто скажи мне: почему, Томми?

– Нуу, мистер Дэниелс, я никогда не был в Европе, и я планирую переехать туда. В Париж.

– Ты собираешься переехать в Париж? Работать?