Отель последней надежды

— Так чего с биографией-то, юноша? — спросил он неприятным и громким голосом — от отвращения к себе. — Не учимся, не работаем, без регистрации проживаем? Промышляешь чем?

— А.., вот с ребятами.., мотоцикл кому перегнать, кому помыть, кому спицы поменять… Там, в Мневниках, где байкеры крутые… Ну, и мать присылает.

— Мать тебе из Саратова присылает в Москву деньги, чтобы ты в Мневниках с байкерами тусовался?!

— Да она думает, что я в институте учусь! В финансовом. Ну, в платном, в смысле!

— А ты ей, значит, врешь?

Юноша повесил голову, украшенную диковинной шевелюрой, и поскреб под майкой. На нем была майка и какие-то лиловые шорты, больше похожие на семейные трусы.

— Обучение твое в финансовом на сколько тянет? Мать сколько дает?

Юноша затравленно глянул на Максима.

— В месяц триста долларов.

— Елкин корень, — присвистнул Максим Вавилов, — в Саратове на эти деньги можно жить и горя не знать!..

— Вы меня не убивайте, — попросил юноша. — Она не переживет. Мать, в смысле.

— Сэкономит сильно! — рявкнул оперуполномоченный. — Говори, что было, когда ты подъехал, а у подъезда труп! Ну, говори сейчас же!

Он все никак не мог понять, почему так злится, а когда понял, озверел окончательно.

Этот юноша, который казался ему младше лет на триста, этот придурок, завитый барашком, стручок в лиловых трусах, недоросль, обмылок, напоминал ему.., его самого!..

Масштабы немного другие. Суть одна и та же.

Мать дает деньги, чтобы ребеночек выучился в финансовом, получил профессию и зажил как человек. Ребеночек, конечно же, гораздо лучше матери знает, что он должен делать — кататься на мотоцикле и с байкерами куролесить, — но деньги тем не менее берет исправно.

Родители Максима тоже надеялись, что он получит профессию и станет работать с отцом, но он лучше знает, что должен делать — писать бумаги, выезжать на огнестрелы и поножовщины, разгребая, таким образом, дерьмо и несовершенство мира. Деньги тем не менее он тоже берет у родителей исправно!..

— Я подъехал, на дорожку завернул, где лавочки стоят, и тут он лежит, и она над ним. Она на корточках сидела, — быстро заговорил юноша. Иногда он останавливался и шумно сглатывал. — Рядом с трупом, в смысле.

— Откуда ехал, во сколько подъехал, с кем был, — приказал Максим Вавилов.

— С Воробьевых гор ехал, там туса была, во сколько — не помню, и один я был, — отрапортовал юноша.

— Ну, в два, в три, в шесть утра? Приблизительно! Или, может, днем?!

— Да четвертый час был! Точно, четвертый, потому что Серега на часы смотрел, когда с Воробьевых двинули, и сказал еще, что у гаишников сейчас пересменок, можно мухой долететь, все равно никого нету!

— Дальше что было?

— Ну, зарулил я сюда, а тут, под лавкой, мертвец, и ни одной живой души нет! Только девка эта с третьего или со второго этажа рядом с ним, и глаза у нее бешеные были! Она мне говорит: телефон есть, давай, в милицию звони! А я что, лох, что ли?! Какая мне милиция, когда я тут на птичьих правах?! Я ей говорю — какие менты, дура?! Сама небось приезжая, труп нашла и хочешь в ментуру звонить! Да загребут они тебя, даже разбираться не станут, ты его замочила или не ты, блин! Пошла, говорю, вон отсюда, и думаю, сейчас уеду! Даже газ дал, ей-богу, уехать хотел!..

— А чего ж не уехал?

— Так она вцепилась и не дала!

— Как не дала?!

— Я думал, косуху порвет, так вцепилась! И еще говорит — я, мол, восточными единоборствами занималась, ты, мол, только попробуй дернуться, я тебе руку сломаю!

— Во дает свидетельница! — тихонько сказал лейтенант Бобров.

— Зачем ты ей был нужен?

— Да чтоб ментов ждать! Одна, говорит, я боюсь при трупе! Не могу, говорит, плохо мне! Стой тут, а я ментам позвоню! И позвонила, дура, дура, блин!

Максим все никак не мог понять, в чем состояли сложности Василия Игнатьевича.

— А ты чего не уехал, если хотел?!

Тут юноша вдруг замолчал, шмыгнул носом и стал смотреть в пол.

— Да говорю же, не девка, а ниндзя! Она.., короче, когда я на мотоцикл сел, она меня.., ну, короче, в ухо ударила! Потом неделю болело, вот как залепила, зараза!.. Я даже с мотоцикла упал!

Тут Максим Вавилов захохотал, и Вова Бобров захохотал тоже.

Ай да Катя Самгина, питерская журналистка! Ай да молодец!

Крутому байкеру в ухо залепить, так, чтобы тот с мотоцикла грохнулся, — это не шутки, это уметь надо!..

Сильная, значит. А раз сильная, да еще какие-то единоборства поминала, вполне возможно, могла и задушить!

Тогда зачем вся канитель с байкером, с милицией?! Задушила, и делу конец!

— Я упал, а она звонить стала! А я стал просить ее, чтобы она меня отпустила, когда менты подъедут, чтоб не видели они меня! Ну не могу я с ментами, у меня ни прописки, ни регистрации, ничего нету!.. И не работающий нигде! И я думал, что этого, который лежал, она сама и того…

— Чего? — переспросил Максим Вавилов.

— Ну.., убила она его!

— А как она его убила? У нее в руках пистолет был или, может, топор? Или лом?

Юноша подумал немного, старательно вспоминая лом и топор.

— Да не, не было ничего такого!

— Так что же, она его голыми руками, выходит, замочила?