…Сколько же лет прошло, прежде чем я снова очутился на этой дороге, среди живописных тропинок и пейзажей прекрасной Франции, как ее именуют ее сыны и дочери? Думаю, около четырех. В этот раз я странствовал по стране как истый цыган, выискивал небольшие и тихие старинные города вдалеке от больших дорог, не наводненные путешественниками, где множество прелестных уголков, где в обветшалых нишах стоят облупившиеся статуи, где можно обнаружить редкой красоты фонтан или нечто подобное, где одежды и обычаи горожан просты и отличаются местным колоритом. Я частенько вспоминал покойного мистера Стерна и его чувствительное сердце и в своих путешествиях во многом следовал легкой, беспечной манере известного сентименталиста.
Однажды вечером, после трех-четырехдневного путешествия, я очутился в старинном городке с замечательными образчиками архитектуры, носившем название Монсо. Я сидел у раскрытого окна и смотрел на улицу. Я поселился в меблированных комнатах над небольшой винной лавочкой, заплатив смехотворно мало. Надо мной возносился чудесный фронтон и простирались скаты черепичной крыши с маленькой башенкой и флюгером, излюбленным местом галочьих сборищ. Огромные брусья, превосходно выкрашенные, пересекались под моим окном с узорчатой решеткой, а ниже находился дверной проем с изукрашенной резьбой аркой и столбиками, достойными любой старой церкви. На углу дома, как раз на высоте моего окна, располагалась ниша, или место отдохновения некоей славной святой, которая когда-то была щедро украшена позолотой и богато раскрашена, а сейчас стояла такая же тусклая и серая, как каменный навес над нею. Как я заметил, минуя ее, прохожие почтительно снимали шляпу, что неудивительно, ведь она была покровительницей и защитницей города.
Дневные труды закончились, настал субботний вечер. Поэтому на углу улицы, рядом со статуей святой, собрались на досуге местные мудрецы, чтобы свежим вечером потолковать о ярмарке или о ближайшем празднестве. Почти касаясь их, проходили мимо от источника Марии и Викторины в ярких платьях и кокетливых чепчиках, с крестиками на шее. Вот прошел высокий мужчина в черном, без шляпы, поддерживавший одной рукой подол одежды, – короче говоря, кюре – и остановился на минутку поговорить с мудрецами. Его сегодняшняя работа в церкви (исповеди и прочее) была окончена, и он спешил в стоявший неподалеку presbytère[24]
. «Отличное собрание, – сказал я себе. – Не хуже, чем мне доводилось видеть».Вниз по улочке по направлению к нам (покровительница города со своего угла могла без труда наблюдать за тремя улицами) быстро и легко приближалась молоденькая девушка в черном платье и маленьком черном шелковом капоре, наполовину прикрывавшем ее головку. Я давно следил, как она идет, начиная с момента, когда она вышла из старого дома, нависавшего над улицей. По мере того как она подходила ближе, в моей памяти возникали воспоминания о Ланкри, его сочной кисти и чистых прозрачных красках. Мне померещилось что-то знакомое в лице и фигуре девушки, и к тому времени, как она поравнялась с окном, я нашел ей место на некоей галерее, рядом с дверью в золотые комнаты, в старинной гостинице «Желтый тигр». Поэтому я высунулся из окна и тихонько позвал:
– Фаншонетта!
Девушка удивленно подняла голову. Без сомнения, это была Фаншонетта. Оклик незнакомца не испугал ее, она остановилась узнать, что мне нужно.
– Фаншонетта, – обратился я к ней. – Разве ты не помнишь меня? Как дела в старом «Желтом тигре» и у твоей хозяйки?
Она приложила пальчик ко лбу, пытаясь припомнить.
– О, теперь я все вспомнила! – воскликнула она, всплеснув руками. – Я прекрасно вас помню. Вы были там, – добавила она с грустью, – в ту ужасную ночь.
– Погоди, Фаншонетта, – сказал я. – Сейчас я спущусь к тебе.
В каком-то смысле мне были чужды отеческие манеры преподобного мистера Стерна, совершавшего сентиментальное открытие страны, поэтому я сошел вниз встретиться с Фаншонеттой без всякой галантности – у дверей.
– Что занесло тебя в эти края? – спросил я. – Расскажи мне свою историю, Фаншонетта.
– О мсье, – отвечала она, – я давно уже рассталась с «Желтым тигром», и теперь моя хозяйка – высокая смуглая дама, чей сын, hélas!..[25]
так ужасно…– Да, я прекрасно помню эту ночь. А юная fiancee[26]
, белокурая девушка, где теперь она? – спросил я.Она уже давно у Soeurs de la Misoricorde[27]
, в качестве послушницы, полагала Фаншонетта. Интересно ли мне узнать про нее – так ей, по крайней мере, кажется – и про семью? Конечно, ответил я. Я часто вспоминал о них за это время. Ах! Она так и думала. Она заметила это еще в ту ночь, когда хозяйка рассказывала историю этой семьи. И сейчас, если я так добр и полон сочувствия, говорила она, складывая руки и вздрагивая от нетерпения, может быть, я могу пойти с ней на какие-нибудь четверть часа к ее хозяйке. О! Я не представляю, какое облегчение я могу принести с собой, как поднять дух!Я взглянул на нее, заинтригованный.
– Разумеется, – ответил я, – но что я могу для нее сделать?