– Дальше можете не читать, – промолвила графиня. – Потрудитесь запомнить только что прочитанное. – Она положила веленевую страницу обратно в бювар, заперла его и направилась к двери. – Идемте, – велела она, – и посмотрим, что имел в виду француз-пересмешник, сказав: «Начало конца»[9]
.Дрожавшая с головы до пят Агнес едва нашла силы подняться, Генри подал ей руку.
– Ничего не бойся, – шепнул он, – я буду рядом.
Графиня прошла по коридору и стала перед дверью с номером 38. В прежнее время ее занимал барон Ривар – это как раз над спальней, где провела ночь Агнес. Последние два дня комната пустовала. В ней и сейчас, когда они вошли, не было никакого багажа, из чего следовало, что ее еще не сдали.
– Вот она, – указала графиня на резную фигуру у камина. – Вы знаете, что нужно сделать. Надеюсь, вы смягчите милосердием ваше правосудное чувство? – продолжала она, понизив голос. – Дайте мне еще несколько часов. Барону требуются деньги, я должна заняться своей пьесой.
Она отсутствующе улыбнулась, производя правой рукой пишущее движение. Попытка слабеющего разума сосредоточиться на чем-то, помимо вечной нужды барона в деньгах, и слабая надежда заработать на пьесе, которую еще надо написать, истощили ее последние душевные силы. Когда ее просьбу удовлетворили, она даже не выказала особой благодарности Агнес, произнеся только:
– Не пугайтесь, мисс, я от вас не ускользну. Я должна оставаться при вас до самого конца.
Она вяло и тупо огляделась напоследок и медленно, совсем по-старушечьи побрела к себе.
Глава XXIV
Генри и Агнес остались одни в комнате с кариатидами. Сделавший описание палаццо литературный поденщик (а может, это был художник) совершенно правильно отметил недостатки камина. Каждая его деталь говорила о вопиюще дурном вкусе, била в глаза роскошью. Между тем невежественные приезжающие всех родов и званий дружно восхищались камином – и потому, что он столь внушительных размеров, и потому, что скульптор умудрился оснастить его еще множеством разноцветных мраморных фигурок. В гостиных лежали фотографические открытки с этим камином, и заезжие англичане и американцы охотно их покупали.
Генри подвел Агнес к левой кариатиде.
– Я попробую, – спросил он, – или ты?
Она тут же вырвала руку и вернулась к двери.
– Я даже глядеть не стану на это жестокое мраморное лицо, – сказала она. – Мне страшно.
Генри положил руку на лоб фигуры.