Отель с привидениями. Деньги миледи

– Никаких сборов! – возразила леди Лидьярд. – Мистер Толлмидж доводился лорду Лидьярду кузеном, стало быть, и миссис Толлмидж тоже родня его милости, хотя бы и не кровная. Да будь она ему хоть седьмая вода на киселе, я ни за что не позволю, чтобы для родственников моего покойного мужа собирали милостыню. Ох уж эти кузены! – воскликнула она вдруг, стремительно переходя от возвышенных чувств к низменным. – Получается, ты с ними в родстве, хоть они тебе и совершенно чужие люди! Вот же двуликая братия, терпеть их не могу! Но вернемся к вдове и сыновьям. Сколько им нужно?

– Пятьсот фунтов покрыли бы все их расходы, миледи. Если, конечно, нам посчастливится собрать такую сумму.

– Посчастливится, Моуди. Эту сумму они получат от меня. – Явив, таким образом, пример истинного великодушия, она тут же испортила впечатление от своего благородного жеста, ибо уже в следующих ее словах прозвучало неприкрытое сожаление: – Однако, Моуди, пятьсот фунтов ведь немалые деньги, правда?

– Да, миледи.

Дворецкий растерялся: даже зная широкую натуру своей хозяйки, он никак не мог предположить, что она возьмется выплатить всю сумму целиком. Леди Лидьярд уловила его замешательство.

– Вам не все об этом деле известно, Моуди, – сказала она. – Видите ли, прочитав заметку о смерти мистера Толлмиджа, я решила проверить, точно ли они с моим мужем состояли в родстве. Среди бумаг его милости я нашла несколько писем от мистера Толлмиджа и выяснила, что он приходился лорду Лидьярду кузеном. Так вот, в одном из этих писем содержатся чрезвычайно неприятные, беспочвенные обвинения в мой адрес – вранье, одним словом! – Разволновавшись, ее милость по обыкновению позабыла о достоинстве. – Да, Моуди, вранье, за которое мистера Толлмиджа, безусловно, следовало высечь! И я высекла бы его собственными руками, кабы муж мне в свое время все рассказал! Впрочем, нет нужды возвращаться к этой теме, – продолжала она, снова перескакивая на лексикон великосветской дамы. – Несчастный был когда-то очень несправедлив ко мне, и меня неправильно поймут, начни я сейчас открыто помогать его семье. Напротив, представившись неизвестной доброжелательницей, я просто выручу вдову с детьми из беды и избавлю их от унизительного сбора пожертвований. Лорд Лидьярд, будь он жив, поступил бы, думаю, так же. Мой бювар вон на том столе, Моуди. Подайте-ка его сюда, покуда у меня не пропало желание отплатить за зло добром!

Моуди без слов повиновался. Леди Лидьярд выписала чек.

– Ступайте к банкиру и принесите мне пятисотфунтовую банкноту – отправим ее священнику с письмом от «неизвестного друга». И поспешите, Моуди! Я все же не ангел во плоти – глядите, чтобы эта банкнота недолго дразнила меня своим видом!

С чеком в руке Моуди вышел из комнаты. Банк находился рядом, на улице Святого Иакова, и дворецкий должен был обернуться за несколько минут. Оставшись одна, леди Лидьярд решила заняться благородным делом составления анонимного послания к священнику. Но только она достала из бювара чистый лист бумаги, как в дверях появился слуга с докладом:

– Мистер Феликс Суитсэр!

Глава III

– Ну здравствуй, племянничек! – удивленно, но без особого радушия в голосе воскликнула леди Лидьярд. – Давненько ты к нам не жаловал! Сколько уж лет прошло? – все так же нелюбезно продолжала она, пока мистер Феликс Суитсэр подходил к ее письменному столу.

Однако смутить гостя было нелегко. Приблизившись, он галантно склонился над тетушкиной ручкой. Легкая насмешливость его тона сглаживалась милейшею шаловливой улыбкою.

– Помилуйте, дорогая тетушка, каких лет! – возразил он. – Взгляните на себя в зеркало и убедитесь: время стояло на месте, покуда мы с вами не виделись. Выглядите превосходно! Когда же мы наконец отпразднуем появление вашей первой морщинки? Впрочем, сам я слишком стар и не доживу до этого дня.

Усевшись без приглашения в кресло поближе к леди Лидьярд, он с насмешливым восхищением осмотрел ее несуразный наряд.

– Очень удачный выбор! – объявил он с бесцеремонностью светского повесы. – Какие веселенькие цвета!

– Зачем пожаловал? – не обращая ни малейшего внимания на лесть, перебила леди Лидьярд.

– Единственно затем, чтобы засвидетельствовать свое почтение дорогой тетушке, – отвечал вольготно расположившийся в кресле Феликс, которого прохладный прием вовсе не обескуражил.