Отель «Савой»

Однажды Фаддей Монтаг написал вывеску для столяра. В середине он поместил исполинских размеров рычаг, рядом с ним поместил на большом деревянном помосте человека в пенсне на носу, и человек этот чинил маленький карандаш на исполинском рычаге.

Эту вывеску он ухитрился вручить заказчику…

Ко мне являлись удивительные лгуны, например, господин со стеклянным глазом. Он хотел устроить кинематограф. Между тем вывоз из Германии фильмов был весьма затруднителен. Бломфильд знал это и не стал говорить об этом деле.

В этом городе ничего так не достает, как именно кинотеатра. Это пасмурный город, где часто идет дождь и погода мрачная. Рабочие бастуют. У людей есть свободное время. Полгорода, по его словам, сидело бы целыми днями и половину ночи в кино.

Господин со стеклянным глазом именуется Эрихом Кёлером и представляет мелкого режиссера из Мюнхена, он рассказывает, что он родом из Вены, но меня он не сумеет обмануть, меня, знающего Леопольдштадт. Нет сомнения, что Эрих Кёлер родом из Черновиц и глаз свой он потерял не на войне. Для этого война должна была бы быть гораздо значительнее мировой.

Он — человек необразованный, коверкающий иностранные слова. Он — человек плохой, лгущий не от того, что ему нравится лгать, но продающий свою душу за малую мзду.

— В Мюнхене я был инициатором кино, открывал кинематографические представления речью к печати и к собравшимся представителям ведомств. Это было в последний год войны. Если бы не наступила революция, вам лучше было бы известно, кто, собственно, я, Эрих Кёлер.

А четверть часа спустя он рассказывает о своей интимной дружбе с русскими революционерами.

Он был величиною, этот Эрих Кёлер.

Другой господин — юноша во французской обуви, родом из Эльзаса, обещал достать фильмы Гомона и действительно основал кино. Бломфильду нисколько не было желательно устраивать для жителей своего родного города развлечения. Однако юноша-француз купил молочную у Френкеля, дела которого шли плохо, напечатал плакаты и обещал развлечений на целые десятки лет вперед.

Нет, не легко было получить от Бломфильда денег.

Я сидел вместе с Авелем Глянцем в баре. Там собралось прежнее общество. Глянц по секрету рассказал мне — Глянц все вообще сообщал по секрету, — что Нейнер не получил денег и что у Бломфильда вообще больше нет никакого делового интереса к этой местности. За год его средства в Америке удесятеряются; какое ему дело до слабой валюты?

Бломфильд разочаровал многих. Люди не могли осуществить своих прожектов, и дела оставались точно в таком же положении, как если бы Бломфильд вовсе не приезжал из Америки. Тем не менее я не понимал, отчего вдруг на первый план выступили теперь фабриканты со своими женами и дочерьми.

Дело в том, что постепенно многое изменилось в обществе зала файф-о-клока.

Во-первых, Калегуропулос пригласил музыку, оркестр из пяти человек. Оркестр играет вальсы, а также марши, и всех охватывает залихватское настроение. Каждый вечер пять русских евреев играют арии из опереток, у первой скрипки завитые волосы — для дам.

Раньше никогда тут не видно было дам.

У Нейнера теперь оказались жена с дочерью, Каннер был вдов и имел двух дочерей, у Сигизмунда Финка была молодая жена; к ним присоединились еще мой дядя, Феб Белауг, с дочерью.

Феб Белауг приветствует меня сердечными укорами: мне следовало посещать его.

— У меня теперь нет времени, — отвечаю я.

— Тебе деньги больше не нужны, — отвечает Феб.

— Да вы мне никогда ничего и не дали…

— Не сердись, — напевает мой дядя Феб.

XXII

Я не понимал, ради чего, собственно, явился Генри Бломфильд. Неужели для того только, чтобы ввести в бар музыку? С целью привлечь дам?

Однажды в зале файф-о-клока появился Злотогор, магнетизер Ксаверий Злотогор. Он состроил свою плутоватую рожицу молоденького еврея, стал прохаживаться между столами и приветствовать дам. Все они ласково кивали ему в ответ и просили его присесть. Ему пришлось подсаживаться ко всем столам поочередно.

У каждого он оставался по пяти минут. Вставая, он целовал дамам ручки. За час он перецеловал двадцать пять ручек.

Он подошел и ко мне. Тут же находился Звонимир, спросивший его;

— Это вы — человек с ослом?

— Да, — ответил Злотогор, несколько изумленный. Он был человек тихий, его стихией было безмолвие. Он ненавидел шумливость Звонимира.

— Хорошенький анекдот! — продолжает расхваливать Звонимир, не понимая, всей нежелательности такой шумной веселости.

Ксаверия Злотогора он, конечно, удалить не был в силах.

Совсем наоборот: Злотогор присел к нам и рассказал мне, что у него есть одна хорошая мысль. Для публичных выступлений с сеансами магнетизма теперь не сезон; поэтому он собирается использовать каникулы и заняться частною магнетизерскою практикою. Сделает он это в отеле, в своей большой комнате, на третьем этаже. Он собирался принимать дам, страдавших головными болями.

— Превосходная мысль! — орет Звонимир.

— Господин доктор, — кричит Звонимир, адресуясь к военному врачу. А сидящий тут же магнетизер Злотогор готов убить Звонимира кинжалом.

Однако никакой магнетизм не может повредить крепкой натуре Звонимира.