Отель Страстоцвет

Только эта милая сердцу маленькая русалка давала ему раскрыться и быть собой. Только ее он не мог спалить своей страстью. С обычными женщинами, глядя на прах, лежавший перед ним три раза, Федор был лишь легким дымком, не ифритом.

А с ней… Мысли прервались легким всплеском воды.

Он вдруг увидел ее прекрасное лицо, показавшееся над волнами, и вскочил с места. Оставил жемчужное ожерелье на камне и, не раздумывая, бросился вниз. Нырнул, подхватывая ее за талию и приподнимая над поверхностью.

Нея смеялась, радуясь встрече, хоть и выглядела ни на шутку встревоженной. Никому не даются легко такие решения. И Федор был готов с благодарностью принять эту жертву, ведь собирался сделать любимую самой счастливой на свете. Отныне и навсегда.

Они слились в страстном поцелуе, прячась за летевшие с высоты хлесткие струи затерянного среди скал водопада. И не могли насытиться друг другом после долгой разлуки.

Огонь заставлял воду закипать. Вода тушила пламя. Сплетались тела, переливаясь рыжими всполохами, жадно лижущими болезненно торчащие соски, мгновенно сжиравшими тонкую полоску рыжих волос между раскинутых мокрых изнутри бёдер.

Тела сплетались сильнее. Закрывались блестящей пленкой воды, ласково тушащей пламя, зализывающей все шрамы, проникающей и остужающей. Вода переливалась бриллиантами на черной короткой шерсти в низу его живота, рассекалась вздыбленным раскаленным естеством, стремившимся получить больше ее же, вдруг становящейся ледяной внутри Неи.

Она сидела сверху, проливаясь на него собственной смазкой и еле пахнущей лилиями и лотосом водой, возникавшей ниоткуда. Вода бежала по ее телу вниз, игралась с дрожащим втягиваемым животом, обегала бесстыдно раскрытые бледно-розовые створки, покрытые прозрачными каплями, стремящиеся к матово-кофейному живому змею, алеющему наконечником, блестевшим в ответ.

Вода смешивалась с парящим прозрачным огнем, тихонько выходящим из него. Остужала, проникала внутрь, растекалась тонкой пленкой по играющим мускулам.

Нея улыбалась, прижимая палец к его губам, просившим быть осторожнее. Насаживалась, прижимаясь сильнее и превращаясь в шторм, волнами бьющийся о живот Федора. Нея билась и кричала, забывая об осторожности, разбрызгивая вокруг себя алмазные капли. И Федор уходил все глубже и глубже, рыча в ответ, глядя в ее глаза, не помня о главном…

И когда Нея вдруг, в один момент, стала в его руках живым факелом, не сумев погасить пламя, рванувшееся к ней со всех сторон и вспыхнувшее даже внутри… Федор тоже ничего не смог. Ничего… Он просто хватал руками пепел, бывший когда-то его единственной в жизни любовью, сжимал в ладонях и не мог поверить, что обратного пути нет. Что сам сделал это. Сам погубил ту, на которую не мог надышаться. Ту, которая заставляла сердце биться быстрее. Которая была смыслом всей его жизни.

И теперь стала ничем. Пеплом, воздухом, пустотой.

Он рыдал, не желая поверить, что больше не увидит ее глаз, не услышит голоса, не сможет прикоснуться к нежному бархату кожи. И наказывал себя долгими сотнями лет одиночества и изгнания, не показывая никому слез и боли, что таились внутри, не затихая ни на секунду. Пока просто не стал каменной скалой с оголенными нервами и израненной душой. Пока, наконец, не посвятил себя служению Отелю, чтобы больше не владеть собственной душой и не чувствовать. Никогда. И ничего.

— Теперь вы понимаете? — Богиня смотрела на двух водных сестер, сидевших на высохшем камне. — Понимаете? Он жил с этой болью, винил себя и потому не хотел оправдываться. Пытаясь искупить годами одиночества свой грех.

Веки, налитые свинцом, никак не хотели открываться. Тяжелые, будто пудовые, они ощутимо давили на зрачки. Девушке пришлось сделать усилие, чтобы разлепить их. И все изменилось.

Свет. Яркий, слепящий, впивающийся в радужку тысячами колючек. Он растворял в себе все вокруг. Взрывался ядовитым белоснежным фейерверком прямо над ее головой. В совершенно темной комнате.

Она зажмурилась, пытаясь вспомнить хотя бы что-то. Где она? Как там оказалась? Странно, но ей почему-то совершенно не хотелось двигаться. Хотелось лежать, растворяясь в баюкающей неге, разлитой медом по телу. И спать. Спать.

Мышцы приятно потягивало. Истомой. Сладкой, тонкой дрожью, похожей на возбуждение. И теплом, подобным тому, которое обычно расслабляет нагретое лучами солнца тело на пляже.

Шевельнув пальцами, Лиза вдруг поняла, что ее руки закреплены чем-то над головой. Дернула плечом. Затылком, лопатками и копчиком одновременно вдруг ощутив ледяной металл, которого касалась ее голая спина.

Так странно. Приятно. И совсем не хотелось вставать. Двинула ногой. Ничего не получилось. Привязана. Что же… Как же это…