Бинго обещает достать грузовик и привести приятеля, чтобы тот подсобил с погрузкой и разгрузкой.
Он помогает передвинуть ближе к двери платяной шкаф и кроватку с реечными бортиками для малыша. Там мы собираем выбранную мебель. Я даю указания, а он молча выполняет. Явно привык подчиняться приказам. Мне удалось найти кровати для всех жителей дома, но матрасы использовать нельзя, их придется доставать где-нибудь в другом месте. Зато Май говорила, что в отеле много старого, но совершенно целого постельного белья и она заберет его в дом. Я хожу между вещей и указываю: это, это и это; вон тот письменный стол, а к нему и стул. Выбираю также несколько велосипедов.
Он поднимает клетку для птиц, и я качаю головой.
— Здесь мебель из квартир, которые бросили бежавшие из страны иностранцы, — поясняет мой провожатый и садится в кресло, положив ноги на стол. Понимаю, что это дорогой антикварный стол, но мне и в голову не приходит сказать об этом. Я просто делаю ему знак встать.
Я высматриваю еще один платяной шкаф и в самой глубине склада замечаю на полу ковер с узорами, под которым явно что-то есть. Приподняв, обнаруживаю банки с краской. Пробежав глазами, понимаю, что они нетронутые.
Бинго наблюдает за мной. Он удивлен.
— Похоже, они перекочевали сюда из магазина стройматериалов или со строительного склада. Жаль, что мы не знали об этом раньше.
Он достает перочинный нож и открывает одну из банок.
Я выбираю банки, а он их тут же открывает.
— Эту, эту и эту, — показываю я, и он ставит их рядом с мебелью.
Потом пытаюсь найти лак.
— Мне нужна наждачная бумага, кисти и лак.
Чтобы на следующей неделе я смог начать шкурить и покрывать лаком полы.
Бинго встает на четвереньки и рыщет в запасах. Шевеля губами, внимательно читает этикетки. Я тем временем замечаю четыре рулона обоев с листьями.
Когда мы собираемся уходить, у самой двери мне на глаза попадается проигрыватель. Он стоит под столом и на первый взгляд цел и невредим. Открываю крышку и проверяю головку. Несмотря на пять лет войны, бомбардировки, расплавленный асфальт и разорванные в клочья тела, игла, похоже, в полном порядке. Оглядываюсь вокруг. Так и есть. Совсем рядом стоит коробка с внушительной коллекцией пластинок. Чего там только нет. К примеру, редкие записи Марии Каллас и Юсси Бьерлинга, «Пляска смерти» Ференца Листа и «Рапсодия на тему Паганини» Рахманинова. А еще диски Дэвида Боуи: «Liza Jane», «Can’t Help Thinking About Me» и «Never Let Me Down». Вынимаю одну пластинку из обложки, она совсем без царапин.
Даю знать своему сопровождающему, что забираю проигрыватель в отель, а он понесет пластинки.
— Завтра вернусь сюда с женщинами.
Пусть сами выберут кухонную утварь и что-нибудь еще из мебели. Интересно, а захотят ли они книжный шкаф?
Бинго относится к поручению очень серьезно и медленно идет передо мной с коробкой в руках. Внимательно смотрит под ноги и ступает осторожно, чтобы доверенные ему пластинки не разбились. Когда мы подходим к отелю, разрешаю ему поставить коробку. Распогодилось, и я замечаю, что у входа установили вазон с цветами.
— До войны я пел в хоре, — неожиданно говорит он, стоя на ступеньках. — Баритон.
Мне на ум приходят слова Май: «Здесь все мужчины убивали».
— Я тоже когда-то пел в хоре. И с женой — бывшей — познакомился в хоре.
Я мог бы добавить: «Тогда меня еще не было».
Но вдруг бы он спросил: «А сейчас, сейчас ты есть?»
У Фифи новости. Большая радость.
— Пришли первые заказы. Три. Правда, только на следующий месяц.
И это не все: оказывается, через две недели приедут археологи, о которых он мне рассказывал.
— Они подтвердили. И забронировали номера. Дело завертелось.
Он стоит у компьютера в белой рубашке и при галстуке, но в рваных джинсах и кедах.
— Я тут, типа, принарядился.
А еще одна из обитательниц женского дома возьмет на себя готовку, когда в отеле откроется ресторан.
— Это все сестра организовала.
Чтобы отпраздновать хорошие новости, подруга Май варит на гостиничной кухне баранину, и она уже практически готова.
— Хоть какое-то разнообразие. Не только мой гороховый суп.
Парень разворачивает монитор ко мне, и я вижу, что он обновляет сайт отеля, которым, по его словам, последний раз занимались еще до войны.
— Мы делаем упор на купальню и на домашнюю атмосферу в номерах. Как вам?
— Хорошо.
Он сообщает, что хочет кое-то со мной обсудить. Поскольку тетя, видимо, в страну не вернется, они с сестрой подумывают изменить название отеля. У них есть несколько идей.
«Hotel Blue Sky Unlimited», «Небесная лазурь». Нравится? Или «Hotel Paradise Lost», «Потерянный рай».
— А разве «Тишина» не подходит?
Некоторое время все молчат.
— Пожалуй, все-таки сохраним тишину, — заключает Фифи, снова надевая наушники.
Через двенадцать дней актриса вернулась.
Я столкнулся с ней на лестнице, и по телу прошла дрожь, словно лезешь через ограду, по которой пустил и слабый ток.
Я внимательно оглядел ее. Грустная, серьезная.
— Как поездка?
— Все в руинах. Инфраструктура разрушена.