Отель Трансильвания

Граф пришпорил своего дымчато-серого жеребца и, поравнявшись с дамами, слегка поклонился.

– Так что же там с римлянами? – произнес он с улыбкой.

– Ах, я предложила баронессе устроить оригинальную трапезу, где все приглашенные возлежали бы за столами. Не могу только припомнить, римский это обычай или греческий.

– Главное, заграничный! – с безоговорочным осуждением произнесла баронесса. – И потому неприемлемый в наших краях.

– Вам не следовало бы так говорить, – возразил Сен-Жермен, – памятуя, сколько усилий затратил прадед вашего короля [7]на то, чтобы Франция сравнялась в славе с самим Римом.

– Луи Четырнадцатый был великий монарх! – заявила баронесса, подозрительно глядя на графа.

– Без сомнения, – кротко согласился Сен-Жермен и обратился к Мадлен: – А вы что думаете по этому поводу, моя дорогая? Или вы по-прежнему обожаете покойного короля?

Вместо девушки ответила баронесса:

– Естественно, любой человек обладает достойными осуждения недостатками, но нам следует помнить, что второй его брак немало способствовал возрождению при дворе добрых нравов.

– Какое счастье для Франции! – пробормотал Сен-Жермен.

Баронесса промолчала и через какое-то время, случайно или нет, приотстала. Мадлен и граф ехали теперь бок о бок в заговорщическом молчании. Впереди затевала скачки шумливая молодежь, сзади неспешно двигались более взрослые и степенные участники конной прогулки. Дорога, утекающая под копыта коней, кипела от непрестанной игры света и тени.

– Мне нравится ваш жеребец, – прервала молчание Мадлен. – Я никогда в жизни таких не встречала.

– Его подарили мне в Персии, – сказал Сен-Жермен, поглаживая широкую шею красавца. – Подобных ему в Европе пожалуй что нет. Их называют иногда берберскими скакунами.

Мадлен кивнула и игриво заметила:

– Сегодня вы одеты не в черное, граф. И это тоже мне непривычно. Что за материал у вашего верхового костюма?

– Лосиная кожа венгерской выделки. Тиснение, если внимательно к нему приглядеться, поведает вам о встрече святого Губерта с диким оленем.

Сен-Жермен провел пальцем по темно-бордовой складке.

– Довольно старомодное одеяние – манжеты по нынешним меркам непозволительно узкие, – но я не могу с ним расстаться. Привык.

Граф помолчал, слегка поднял брови и, понизив голос, спросил:

– Что беспокоит вас, моя дорогая? Вы ведь не для того меня подозвали, чтобы обсуждать обычаи римлян или стать лошадей? Вам до смерти надоеда болтовня баронессы?

– Ах нет! – отмахнулась Мадлен.

– В таком случае вам не нравятся ухаживания де Ла Сеньи?

Девушка едва заметно скривилась. Граф заметил ее гримаску и понял, что угадал.

– Тетушка Клодия говорит, что я не должна витать в облаках. Что девушкам вроде меня следует быть попрактичнее и не ожидать от замужества особого счастья. Де Ла Сеньи богат, он ищет невесту. Его мать намекнула тетушке, что он рассчитывает на мою благосклонность.

– О ужас! – рассмеялся Сен-Жермен. – А вам не хочется ее проявлять?

– Вам, может быть, и смешно все это, граф, но я нахожу подобное положение дел унизительным! – Мадлен резко отвернулась, скрывая слезы, невольно набежавшие на глаза. – Я ощущаю себя дорогой рабыней, выставленной на аукцион.

– Мадлен, – очень тихо произнес Сен-Жермен. Девушка, натянув поводья, повернулась и взглянула на графа. – Ваша тетушка желает вам только добра. С ее точки зрения, другого отношения к браку и быть не может.

Мадлен кивнула, чувствуя, как вновь сжимается ее горло.

– Она только и делает, что пытается мне втолковать, на что женщина может рассчитывать, а на что – нет. Но, Сен-Жермен, мне хочется большего!

Он улыбнулся.

– Я знаю.

Девушка посмотрела на него с вызовом.

– Вы ведь мужчина. Что вы можете знать? Вы повидали весь мир, вы многое испытали… Но почему же все это заказано мне? Я тоже хотела бы быть вольной как ветер!

В глазах Сен-Жермена вспыхнули огоньки.

– Такая жизнь ведет к одиночеству, дорогая.

Лицо Мадлен порозовело, и она, понизив голос, яростно возразила:

– Вы думаете, брак с де Ла Сеньи упасет женщину от одиночества? Вы полагаете, что я обрету свое счастие в замужестве с кем-то из них? – Она указала на резвящихся впереди всадников и скривилась от отвращения. – Пускай вы одиноки, но ваша жизнь – интересна!

Секунду подумав, граф осторожно кивнул.

– Да, полагаю, в моей жизни имеется кое-что занимательное.

– Вот, например, прошлым вечером, – поменяла тему беседы Мадлен, чтобы чуточку успокоиться, – вы рассказывали об использовании пара для того, чтобы приводить в движение корабли. Но вы вели себя не как Боврэ, который, если и стал бы говорить о подобных вещах, то вовсе не потому, что он ими интересуется, а чтобы привлечь внимание окружающих к своей собственной невероятно скучной персоне. А вы хотели привлечь внимание публики к паровым механизмам. И очень доходчиво все объяснили. Раз вода может крутить мельничное колесо, то это может делать и пар. Не понимаю, почему все твердят, что это невероятно. Я думаю – они не правы.

Сен-Жермен сморщил нос, сверкнув белозубой улыбкой.

– Причина проста, вы упрямы и своенравны. И все общепринятое вам не по вкусу.

Лицо девушки потемнело.