- Полагаю, Эверо Ламбогаренн с тем же успехом ограбит вас завтра. Отправьте ему свои извинения.
- Но это всего лишь недоразумение, дорогая!
- Тогда чем скорее вы сопроводите Робера к барону, тем скорее все разъяснится, и Ламбогаренн успеет взять с вас свое! - Она обернулась к маркизу: - Ты найдешь ее, мой дорогой брат. Ты найдешь и спасешь ее, верь мне!
- О, кровь Христова! - простонал де Монталье с нарастающим ужасом.
- Ступай и составь петицию королю. Я прослежу, чтобы ее тотчас доставили ко двору, и, если понадобится, сама дам разъяснения. Его величество тут же велит взять наглецов под арест...
Клодия мало верила в то, что говорила, но ей хотелось вырвать брата из власти жутких видений.
Маркиз, опустив глаза, пробормотал:
- Я испортил твою прекрасную скатерть.
- Не думай об этом,- мягко сказала она- И одень плащ поплотней. Ночью ожидается буря. Жервез едет с тобой. Я уверена, вам все удастся!
С этими словами она отстранилась от брата и обратилась к мужу.
- Вам тоже надо одеться теплее, Жервез.
- О да, дорогая,- буркнул Жервез.- Маркиз, через четверть часа я к вашим услугам. Вот только пошлю кого-нибудь к Ламбогаренну. Эй, слуги! резко воскликнул он, поднимаясь, однако, с большой осторожностью. Но все обошлось - ноги не подвели.
Когда граф ушел, Клодия переключила внимание на Робера.
- Где она?
- В особняке Сен-Себастьяна, я полагаю. Письмо послано им. Он помедлил.
- Там сказано, что меня убьют, если я начну поиски, как убьют и всякого, кто осмелится мне помогать. Я не стану особенно возражать, если граф Жервез откажется от этой затеи.
- И позволит вам отправиться в одиночку к этим ужасным людям? - Клодия усмехнулась.- Жервез, наверняка, знает многих из них. Они не причинят ему зла. Они знают, что он игрок и любит выпить. Жервез им не опасен. Вы опасны, с вами другой разговор. Простой, надо сказать: вас не знают в Париже и вашего исчезновения никто не заметит. Жервез - дело иное. Пять вечеров в неделю он непременно проводит либо в особняке "Трансильвания", либо в отеле "Де Виль". Попробуй мой муженек туда не явиться, об этом заговорит весь Париж.
Горечь, прозвучавшая в этих словах, сказала Роберу о многом.
- Вы с ним несчастны? - вопрос прозвучал очень тихо.
- Нет, конечно же нет. Ну разве чуть-чуть,- усмехнулась она, затем добавила с болью: - Я думаю, все дело в том, что у нас нет детей. Мужчина, который не имеет наследников, к будущему равнодушен.
Графиня встряхнулась, сводя свои мысли с бесплодной дорожки.
- Он составит вам неплохую компанию, брат. Хотя бы в роли посредника. Возможно, понадобятся деньги...
- В этом я сомневаюсь,- криво усмехнулся Робер.
- ...Или любой другой выкуп - он будет уплачен.
Она прошла через комнату к мраморному камину и только там ощутила, насколько замерзла.
:- Я хочу посоветовать тебе кое-что, и надеюсь, что ты воспримешь мои слова с пониманием.
- Говори.
- Обратись к Сен-Жермену. Она заметила огонек неприятия, вспыхнувший в глубине глаз маркиза и заторопилась.
- Выслушай меня, прежде чем сказать нет, Робер. Сен-Жермен не француз, и скандал совершенно не может ему повредить. Граф, возможно, не производит впечатления сильного человека, но недавно стало известно, что он страшен в бою. Поединок, блестяще им проведенный, поразил всех наших задир. Кроме того, он... влюблен в Мадлен, я уверена, ее участь его взволнует.
Робер взял себя в руки и ответил сестре нарочито вежливым тоном:
- Сударыня, для меня мучительно уже то, что в это гнусное дело будет втянут ваш муж. Я лучше умру, чем позволю, чтобы к нему примешался еще кто-то сторонний. Нравится вам это или не нравится, но вопрос решен.
Он провел языком по губам, словно снимая с них что-то.
- Прости меня за резкость, сестра, но сейчас я сам не свой, а время уходит. Я должен попасть к Сен-Себастьяну вовремя. Молись, чтобы мне это удалось!
- Всеми силами души моей, брат!
Ей отчаянно захотелось броситься к нему и разрыдаться. Усилием воли она заставила себя остаться на месте, лицо ее даже не дрогнуло.
- Я буду молиться. Ступай и верни нам Мадлен.
- Я сделаю это.
Робер секунду помедлил, затем кивнул сестре и выбежал в дверь.
Теперь можно было не сдерживаться, и, рухнув на стул, Клодия дала волю рыданиям - бурным, отчаянным, разрывающим грудь. Горе жгло ее, слезы не несли облегчения. Мадлен! Мадлен, что мы наделали! Мы сами толкнули тебя в лапы врага! Она сознавала, что лицо ее пошло красными пятнами и что затейливая прическа, на укладку которой ушло около часа, безвозвратно погибла,- но это не имело значения. Ничто уже не имело значения. Графиня не слышала, как от дома отъехали дрожки, не слыхала она и как через какое-то время на улице зазвучал приближающийся топот копыт.
Она очнулась, когда чей-то голос в дверях произнес:
- Могу я войти, графиня?
Клодия подняла искаженное горем лицо.
- Сен-Жермен?..
- Я должен просить прощения. Мне следовало позволить лакею объявить обо мне. Но я боялся, что вы не решитесь меня принять.
Он уже шел к ней через комнату. Графиня заметила, что его костюм для верховой езды был более прост, чем обычно.