Хозяин вышел. Я с наслаждением выпил кофе, отодвинул тарелку с сандвичами и снова закурил. Когда я видел Олафа последний раз? Я играл на бильярде, он танцевал с чадом. Это было еще до того, как разошлись картежники. А они разошлись, когда пробило половину чего-то. Сразу после этого Мозес объявил, что ему пора спать. Ну, это время нетрудно будет установить. Но вот насколько раньше этого времени я в последний раз видел Олафа? А ведь, пожалуй, незадолго. Ладно, мы это установим. Теперь так: ожерелье Кайсы, записка дю Барнстокра, слышали ли что-нибудь соседи Олафа
- дю Барнстокр и Симонэ…
Я только-только начал чувствовать, что у меня вырисовывается какой-то план расследования, как вдруг услышал глухие и довольно сильные удары в стену - из номера-музея. Я даже тихонько застонал от бешенства. Я сбросил пиджак, поддернул рукава и осторожно, на цыпочках вышел в коридор. По физиономии, по щекам, мельком подумал я. Я ему покажу шуточки, кто бы это ни был…
Я распахнул дверь и пулей влетел в номер-музей. Там было темно, и я быстро включил свет. Номер был пуст, и стук вдруг прекратился, но я чувствовал, что здесь кто-то есть. Я сунулся в туалет, в шкаф, за портьеры. Позади меня глухо замычали. Я подскочил к столу и отшвырнул тяжелое кресло.
- Вылезай! - яростно приказал я.
В ответ снова раздалось глухое мычание. Я присел на корточки и заглянул под стол. Там, втиснутый между тумбочками, в страшно неудобной позе, обмотанный веревкой и с кляпом во рту, сидел, скрючившись в три погибели, опасный гангстер, маньяк и садист Хинкус и таращил на меня из сумрака слезящиеся мученические глаза. Я выволок его на середину комнаты и вырвал изо рта кляп.
- Что это значит? - спросил я.
В ответ он принялся кашлять. Он кашлял долго, с надрывом, с сипением, он отплевывался во все стороны, он охал и хрипел. Я заглянул в туалетную, взял бритву Погибшего Альпиниста и разрезал на Хинкусе веревки. Бедняга так затек, что не мог даже поднять руку и вытереть физиономию. Я дал ему воды. Он жадно выпил и, наконец, подал голос: сложно и скверно выругался. Я помог ему встать и усадил его в кресло. Бормоча ругательства, плачевно сморщив лицо, он принялся ощупывать себе шею, запястья, бока.
- Что с вами случилось? - спросил я. Глядя на него я испытывал определенное облегчение: оказывается, мысль о том, что где-то за кулисами убийства прячется невидимый Хинкус, очень беспокоила меня.
- Что случилось… - бормотал он. - Сами видите, что случилось! Связали, как барана, и сунули под стол…
- Кто?
- Почем я знаю? - сказал он мрачно, и вдруг его всего передернуло. - Бог ты мой! - пробормотал он. - Выпить бы… У вас нет чего-нибудь выпить, инспектор?
- Нет, - сказал я. - Но будет. Как только вы ответите на мои вопросы.
Он с трудом поднял левую руку и отогнул рукав.
- А, черт, часы раздавил, сволочь… - пробормотал он. - Сколько сейчас времени, инспектор?
- Час ночи, - ответил я.
- Час ночи… - повторил он. - Час ночи… - Глаза у него остановились. - Нет, - сказал он и поднялся. - Надо выпить. Схожу в буфетную и выпью.
Легким толчком в грудь я усадил его снова.
- Успеется, - сказал я.
- А я вам говорю, что хочу выпить! - сказал он, повышая голос и снова делая попытку встать.
- А я вам говорю, что успеется! - сказал я, снова пресекая эту попытку.
- Кто вы такой, чтобы здесь распоряжаться? - уже в полный голос взвизгнул он.
- Не орите, - сказал я. - Я - полицейский инспектор. А вы на подозрении, Хинкус.
- На каком еще подозрении? - спросил он, сразу сбавив тон.
- Сами знаете, - ответил я. Я старался выиграть время, чтобы сообразить, как действовать дальше.
- Ничего я не знаю, - угрюмо заявил он. - Что вы мне голову морочите? Ничего я не знаю и знать не хочу. А вы за ваши штучки ответите, инспектор.
Я и сам чувствовал, что мне придется отвечать за мои штучки.
- Слушайте, Хинкус, - сказал я. - В отеле произошло убийство. Так что лучше отвечайте на мои вопросы, потому что, если вы будете финтить, я изуродую вас, как бог черепаху. Мне терять нечего, семь бед - один ответ.
Некоторое время он молча смотрел на меня, приоткрыв рот.
- Убийство… - повторил он как бы разочарованно. - Вот те на! А только я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили… А кто убит?
- А вы думаете - кто?
- Откуда мне знать? Когда я из столовой уходил, все вроде были живы. А потом… - Он замолчал.
- Ну? - сказал я. - Что было потом?
- А ничего не было. Я сидел себе на крыше, задремал. Вдруг чувствую, душат, валят, а больше ничего не помню. Очнулся под этим паршивым столом, чуть с ума не сошел: думал, заживо похоронили. Принялся стучать. Стучал-стучал, никто не идет. Потом вы пришли. Вот и все.
- Вы можете сказать, когда примерно вас схватили?
Он задумался и некоторое время сидел молча. Потом он вытер ладонью рот, посмотрел на пальцы, его снова передернуло, и он вытер ладонь о штанину.
- Ну? - сказал я.
Он поднял на меня тусклые глаза.
- Что?
- Я спрашиваю, когда примерно вас…
- А… Да что-то около девяти. Последний раз, когда я смотрел на часы, было восемь сорок.
- Дайте сюда ваши часы, - сказал я.